Дарья Лебедева ""Сказки про рыжих котов "
На юге
— Спой мне колыбельную, — попросил Пухля.
Он сидел на подоконнике у открытого окна, и Ветер играл с его рыжей шерстью. Пухля свесил вниз свой пушистый мягкий хвост и покачивал им в такт острой песенки цикад. Пухле не хотелось спать, но он не знал, чем заняться. Ему было ужасно интересно, почему Ветер так любит играть с его рыжей шерстью и почему так не любит разговаривать… Пухля давно мечтал с ним поговорить о всяких важных пустяках. Но Ветер молчал и только ласково гладил пушистую кошачью спинку.
— Хочешь, я спою тебе колыбельную? — произнес чей-то воркующий голос сверху. Пухля удивленно поднял мордочку и пригляделся. С ветки на него смотрела крупная серая птица. У птицы были удивительные оранжевые глаза — яркие и круглые, как две маленькие августовские луны.
— А ты умеешь? — недоверчиво спросил Пухля. — А ты кто? — Он на всякий случай притянул к себе рыжий ёрш распушенного хвоста.
— Я Горлица, — сказала птица. — Я хорошо пою. Мама научила меня петь. А маму — мамина мама, а мамину маму…
— Я понял, понял, — примирительно мурлыкнул Пухля. — Спой мне колыбельную.
И Горлица запела. У нее был странный голос — ни трелей, ни красивой мелодии. Какое-то грудное воркование. Музыка их размеренной южной жизни. Пухля закрыл глаза и скоро погрузился в сон — спокойный, тягучий, долгий сон. В песне Горлицы были слышны и треск обсыпавших небо звезд, и ворчание моря, и шорох перебираемого волнами песка, и скрип дверей, и тяжелые шаги старой хозяйки, и легкая походка молодой… Вот она вбегает в комнату, молодая хозяйка, наверное, опять ловила глазами солнце на улице — сверкают, видно, удачная охота, на загорелых предплечьях белые разводы морской соли, а в руках пакет, из которого доносится запах свежей морской рыбки…
Пухля вдруг проснулся. Темная южная ночь звенела от напряжения. Горлица спала на ветке, засунув голову под крыло. Хозяйка, конечно, давно спала в своей комнате. Пухля лежал на подоконнике распахнутого окна в гостиной их маленького домика с трещинками на стенах. Ветра не было, наверное, тоже уснул, и только слышно было, как бормочет себе под нос море, забывшееся беспокойным сном. Пухля хотел закрыть глаза и снова уснуть, чтобы во сне хозяйка снова влетела из раскаленного сверкающего воздуха в тень их гостиной, и чтобы снова в ее руках был пакет с рыбой. Но в том-то и было дело — рыбный запах никуда не делся, запах щекотал нос так, что у Пухли задрожали усы. Свежая рыбка, вкусная рыбка, и запах — настоящий — где-то совсем рядом.
Пухля недовольно ворчнул и, выгнув спину, потянулся, зевнул, принюхался. Запах был ниже и левее окна — Пухля внимательно вгляделся в темноту и увидел Рыжего, который увлеченно разделывал рыбную тушку.
— Слушай, Рыжий, — раздраженно зашипел Пухля, — ешь свою рыбу где-нибудь в другом месте. Я хочу спать.
Рыжий промямлил что-то с набитым ртом, но с места не сдвинулся.
— Рыжий, — зарычал Пухля, — ты мешаешь мне спать!
Рыжий только недовольно махнул ободранным хвостом.
Пухле вдруг ужасно захотелось как следует врезать Рыжему — до сих пор он на это не решался, ведь Рыжий, несмотря на миниатюрный размер, был самым сильным котярой в округе, к тому же самым диким и наглым. Куда домашнему раскормленному коту такого одолеть. Пухля грустно подумал о своей красивой пушистой шерстке, которую он всегда тщательно вылизывал, и посмотрел на ощипанную, грязную спину Рыжего, на его облезлый хвост, из-за перелома похожий на облепленную пухом кочергу… И вздохнул. Не будет он нападать на дикого кота. “Я трус”, — грустно подумал Пухля. И снова уснул. Ему снилось, как он бьет Рыжего своими длинными острыми когтями, а потом приходит мириться, и скоро они становятся друзьями и всюду ходят вместе…
— Как ты красиво поешь… — сказал Пухля Горлице, и птица довольно склонила маленькую подвижную головку. — Спой мне еще. Что-нибудь утреннее, ласковое, живое.
Прилетел сын Ветра, Ветерок, и начал играть с перьями Горлицы, и с шерстью Пухли, а потом извернулся и достал даже до шерстки Рыжего, спавшего под окном. Рыжий довольно посапывал — впервые за много дней он был сыт до отвала. Горлица пела утреннюю песню, а Пухля разглядывал облака.
— Вся наша жизнь — ветер и море, — пела Горлица, — и нет ничего, кроме покоя, и ничего не будет. Правда, Пухля?
— Правда, — мурлыкал в ответ домашний кот, примирившийся даже с близким присутствием своего злейшего врага. Враг как никогда был похож на маленького домашнего котенка, только немытого — его шерсть давно потеряла и блеск, и цвет, и непонятно было, почему все называют его рыжим, если он весь покрыт серой пылью и грязью. Даже во сне он крепко прижимал лапой объеденный рыбный скелетик — напоминание о пиршестве, устроенном здесь вчера. Напоминание о человеческой доброте — Рыжий почти забыл, что люди бывают добрыми, а вчера — вот тебе, пожалуйста, торговка рыбой заболела и послала на рынок свою дочь, а у дочери оказалось чувствительное сердце. И Рыжий, с наступлением темноты пытавшийся стянуть что-нибудь с лотка, получил из ее рук целую большую рыбину. И теперь во сне он видел, как благодарит девочку, — ведь наяву у него был занят рот, и он страшно боялся, что рыбку кто-нибудь отберет, поэтому дал дёру сразу. Но во сне он ничего не боялся и ничего ему не мешало. И он от всей своей дворовой кошачьей души благодарил дочку торговки и даже разок лизнул ее пальчики.
Источник : http://magazines.russ.ru/