Кошки Мира

Дарья Лебедева ""Сказки про рыжих котов "


На юге

— Спой мне колыбельную, — попросил Пухля.

Он сидел на подоконнике у открытого окна, и Ветер играл с его рыжей шерстью. Пухля свесил вниз свой пушистый мягкий хвост и покачивал им в такт острой песенки цикад. Пухле не хотелось спать, но он не знал, чем заняться. Ему было ужасно интересно, почему Ветер так любит играть с его рыжей шерстью и почему так не любит разговаривать… Пухля давно мечтал с ним поговорить о всяких важных пустяках. Но Ветер молчал и только ласково гладил пушистую кошачью спинку.

— Хочешь, я спою тебе колыбельную? — произнес чей-то воркующий голос сверху. Пухля удивленно поднял мордочку и пригляделся. С ветки на него смотрела крупная серая птица. У птицы были удивительные оранжевые глаза — яркие и круглые, как две маленькие августовские луны.

— А ты умеешь? — недоверчиво спросил Пухля. — А ты кто? — Он на всякий случай притянул к себе рыжий ёрш распушенного хвоста.

— Я Горлица, — сказала птица. — Я хорошо пою. Мама научила меня петь. А маму — мамина мама, а мамину маму…

— Я понял, понял, — примирительно мурлыкнул Пухля. — Спой мне колыбельную.

И Горлица запела. У нее был странный голос — ни трелей, ни красивой мелодии. Какое-то грудное воркование. Музыка их размеренной южной жизни. Пухля закрыл глаза и скоро погрузился в сон — спокойный, тягучий, долгий сон. В песне Горлицы были слышны и треск обсыпавших небо звезд, и ворчание моря, и шорох перебираемого волнами песка, и скрип дверей, и тяжелые шаги старой хозяйки, и легкая походка молодой… Вот она вбегает в комнату, молодая хозяйка, наверное, опять ловила глазами солнце на улице — сверкают, видно, удачная охота, на загорелых предплечьях белые разводы морской соли, а в руках пакет, из которого доносится запах свежей морской рыбки…

Пухля вдруг проснулся. Темная южная ночь звенела от напряжения. Горлица спала на ветке, засунув голову под крыло. Хозяйка, конечно, давно спала в своей комнате. Пухля лежал на подоконнике распахнутого окна в гостиной их маленького домика с трещинками на стенах. Ветра не было, наверное, тоже уснул, и только слышно было, как бормочет себе под нос море, забывшееся беспокойным сном. Пухля хотел закрыть глаза и снова уснуть, чтобы во сне хозяйка снова влетела из раскаленного сверкающего воздуха в тень их гостиной, и чтобы снова в ее руках был пакет с рыбой. Но в том-то и было дело — рыбный запах никуда не делся, запах щекотал нос так, что у Пухли задрожали усы. Свежая рыбка, вкусная рыбка, и запах — настоящий — где-то совсем рядом.

Пухля недовольно ворчнул и, выгнув спину, потянулся, зевнул, принюхался. Запах был ниже и левее окна — Пухля внимательно вгляделся в темноту и увидел Рыжего, который увлеченно разделывал рыбную тушку.

— Слушай, Рыжий, — раздраженно зашипел Пухля, — ешь свою рыбу где-нибудь в другом месте. Я хочу спать.

Рыжий промямлил что-то с набитым ртом, но с места не сдвинулся.

— Рыжий, — зарычал Пухля, — ты мешаешь мне спать!

Рыжий только недовольно махнул ободранным хвостом.

Пухле вдруг ужасно захотелось как следует врезать Рыжему — до сих пор он на это не решался, ведь Рыжий, несмотря на миниатюрный размер, был самым сильным котярой в округе, к тому же самым диким и наглым. Куда домашнему раскормленному коту такого одолеть. Пухля грустно подумал о своей красивой пушистой шерстке, которую он всегда тщательно вылизывал, и посмотрел на ощипанную, грязную спину Рыжего, на его облезлый хвост, из-за перелома похожий на облепленную пухом кочергу… И вздохнул. Не будет он нападать на дикого кота. “Я трус”, — грустно подумал Пухля. И снова уснул. Ему снилось, как он бьет Рыжего своими длинными острыми когтями, а потом приходит мириться, и скоро они становятся друзьями и всюду ходят вместе…



— Как ты красиво поешь… — сказал Пухля Горлице, и птица довольно склонила маленькую подвижную головку. — Спой мне еще. Что-нибудь утреннее, ласковое, живое.

Прилетел сын Ветра, Ветерок, и начал играть с перьями Горлицы, и с шерстью Пухли, а потом извернулся и достал даже до шерстки Рыжего, спавшего под окном. Рыжий довольно посапывал — впервые за много дней он был сыт до отвала. Горлица пела утреннюю песню, а Пухля разглядывал облака.

— Вся наша жизнь — ветер и море, — пела Горлица, — и нет ничего, кроме покоя, и ничего не будет. Правда, Пухля?

— Правда, — мурлыкал в ответ домашний кот, примирившийся даже с близким присутствием своего злейшего врага. Враг как никогда был похож на маленького домашнего котенка, только немытого — его шерсть давно потеряла и блеск, и цвет, и непонятно было, почему все называют его рыжим, если он весь покрыт серой пылью и грязью. Даже во сне он крепко прижимал лапой объеденный рыбный скелетик — напоминание о пиршестве, устроенном здесь вчера. Напоминание о человеческой доброте — Рыжий почти забыл, что люди бывают добрыми, а вчера — вот тебе, пожалуйста, торговка рыбой заболела и послала на рынок свою дочь, а у дочери оказалось чувствительное сердце. И Рыжий, с наступлением темноты пытавшийся стянуть что-нибудь с лотка, получил из ее рук целую большую рыбину. И теперь во сне он видел, как благодарит девочку, — ведь наяву у него был занят рот, и он страшно боялся, что рыбку кто-нибудь отберет, поэтому дал дёру сразу. Но во сне он ничего не боялся и ничего ему не мешало. И он от всей своей дворовой кошачьей души благодарил дочку торговки и даже разок лизнул ее пальчики.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Новая дружба

Пухля только что позавтракал. Молодая хозяйка взяла его на руки.

— Какой ты уже толстый, Пухля, даже не умещаешься у меня на коленях, — сказала она, проводя ладонью по его шерстистой спине, а он в этот момент чувствовал себя счастливейшим из котов. Если бы он знал такое слово, то непременно сказал бы себе: “Я так ее люблю”. Потом она убежала по своим делам — она никогда не ходила ни медленно, ни спокойно, она как вихрь врывалась в комнату и как порыв ветра исчезала за дверью. И теперь Пухля лежал на подоконнике, на своем любимом месте, и слушал, как Горлица пела песни.

— Откуда ты знаешь столько песен? — спрашивал Пухля.

— Я не знаю песен, я придумываю их.

— Здоооорово, — восхищенно протягивал кот в ответ.

Рыжему тоже нравились песни Горлицы. Теперь он приходил каждый день. Пухля так привык к нему, что вовсе перестал замечать. Он только попросил Рыжего не будить его запахом рыбы по ночам. Непонятно, правда, то ли Рыжий не ел рыбы с тех пор, то ли уважил просьбу своего более пушистого и откормленного собрата. Скоро Рыжего заметила старая Пухлина хозяйка и стала выносить ему еду. Рыжий был счастлив. Он даже начал немного следить за собой, умываться по утрам и вечерам и скоро распушился, и оказалось, что шерсть у него действительно рыжая — короткая, светлая, с белыми полосками.

— У нас теперь два рыжих котика, — умиленно говорила старая хозяйка и гладила обоих по спинкам. Она даже звала Рыжего в дом, но Рыжий отказывался наотрез. Все-таки он был дикий кот.



— А ты всегда жил на улице? — спросил однажды Рыжего Пухля.

Рыжий никогда не отвечал на его вопросы, и Пухля задавал их просто так, по привычке — так же он привык беседовать с Ветром, который тоже всегда молчал.

— Не всегда, — внезапно ответил Рыжий, отодвигаясь еще дальше в тень от подступившего жаркого солнца. Голос у него оказался хриплым и низким, совершенно не похожим на его котеночью внешность, подходящим к его суровой репутации среди окрестных котов.

— Значит, когда-то ты жил в доме, как я? — удивился Пухля.

— Ну да, — ответил Рыжий, — с хозяином и хозяйкой.

— И что случилось? Как ты оказался на улице? — Пухля свесил морду с подоконника, чтобы получше разглядеть Рыжего, но тот сидел, прижавшись к стене, и Пухле был виден только кусочек тонкого рыжего хвоста.

— Они поссорились. И расстались. Хозяйка уехала. А хозяин меня не любил, забыл про меня, перестал кормить — вот я и ушел. И стал жить один, самостоятельно.

— Странно как… А почему они поссорились? — Пухле было очень интересно, он вдруг совсем по-другому увидел Рыжего. Надо же, он никогда не задумывался о том, что было с ним раньше и почему он такой — заносчивый, необщительный, драчливый, но совершенно не злой.

Рыжий вздохнул.

— Они были очень счастливы. Готовили вместе еду, ходили куда-то вечерами… Я любил забираться к ним в постель и спать посередине. Они сначала прогоняли меня, а потом привыкли и гладили по очереди. Я тогда был очень пушистый, и чистый, и ярко-рыжий — не то что сейчас.

Пухля представлял себе мытого, холеного Рыжего — наверное, он был милашкой. И еще представлял, как его, Пухлина, молодая хозяйка найдет себе однажды молодого хозяина — и он тоже будет забираться к ним в постель, а они будут гладить его, а он будет их греть, и урчать, и ласкаться…

— А потом, — продолжал Рыжий, — он нашел какую-то тетрадку и стал ее читать. Это оказался ее дневник. Она что-то писала там каждый день. Он читал и очень переживал — я чувствовал, как меняется его настроение. Пытался приластиться, отвлечь его, но он не обращал на меня внимания. Он прочитал всю тетрадку, от начала до конца.

Рыжий замолчал. Пухля терпеливо ждал продолжения. Горлица тоже слушала внимательно. Ветерок давно улетел встречать папу Ветра. Скоро они оба примчатся, а пока в этом безветрии дрожал раскаленный воздух и возмущенно кричали цикады.

— Вечером она вернулась домой. С пакетом, в котором лежали вкусности. Я боялся выйти ей навстречу, как всегда, потому что чувствовал, что сейчас что-то между ними произойдет. Но вышел. Наверное, по моему затравленному виду она поняла, что что-то не так. Бросила пакет в коридоре и прошла сразу в комнату. Он сидел на диване и все еще держал в руках ее дневник.

Рыжий замолчал, а потом прибавил на всякий случай:

— Конец истории. Чего тут еще прибавить. Мне не хочется рассказывать, как они ссорились.

— И ты не знаешь, что было написано в той тетрадке? — спросил Пухля.

— Нет, не знаю, — ответил Рыжий. — Я же не умею понимать человеческую речь. Знаю только свое имя и некоторые слова, и то скорее по интонациям, по эмоциям понимаю смысл.

Пухля задумался.

— Вот если бы люди не придумали свой язык, не было бы всех этих странностей, ссор, непонимания. Посмотри на них, Рыжий, они ведь совсем не смотрят на мир вокруг. Вот мы чем живем? Ветер прилетел, погладил по спинке. Горлица спела песенку. Девочка подарила тебе рыбку — а запах рыбы сам по себе, мммм… Столько прекрасного в этом мире… И звезды по ночам — их так много, что за ними не видно неба…

— И хорошо, когда можно подраться, а потом спать в обнимку — так, что не поймешь, где чья лапа, как мы с тобой, да, Пухля?

— И рычать друг на друга, когда злимся, а потом сидеть вот так — я на подоконнике, ты под окном у стены — и разговаривать обо всяких пустяках…

— А люди, — заключил Рыжий, — придумали слова и находят в них что-то, чего в них на самом деле нет. Вот если бы моя хозяйка не записывала слова каждый вечер в тетрадочку, то хозяин никогда бы не прочитал и не услышал эти слова. И если бы хозяин тогда, в тот вечер, не наговорил ей каких-то еще слов, хозяйка никогда бы не побледнела так и не ушла, забыв про меня… Может быть, им надо было просто подраться, а потом уснуть вместе, так что не поймешь, где чья лапа…

— Вы глупые рыжие коты, — проворчала Горлица. — Вам никогда не понять людей.

— А что ты о них знаешь? — спросил Пухля. — Ты ведь никогда с ними не жила.

— Но я всегда рядом. Я вижу их каждый день. Я каждый день пою для них песни.

Тут прилетел Ветер и начал щекотать ей перья, а котам — шерсть. И они замолчали, потому что, когда Ветер щекочет, — это куда важнее всяких разговоров. Потому что разговоры — это просто разговоры, а Ветер — самое главное в жизни. После еды, конечно. И хорошей драки.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Пухлина осень

Осенью Пухлю увозили в город. В большой город на севере. Там он жил в теплой квартире — зимой кот никогда не выходил на улицу. Зимой он обычно много спал, много ел и много думал.

Прежде Пухля спокойно расставался с летним домиком и переселялся в городскую многоэтажку. Но этой осенью все было по-другому, ведь летом Пухля нашел настоящих друзей, а значит, наступление осени означало не только переезд в теплую квартиру к молодой хозяйке, но и неизбежное расставание с ними. Пухля гнал от себя эти мысли и как ни в чем не бывало отлеживал бока на любимом подоконнике, наблюдая издалека за приключениями Рыжего, который пуще прежнего стал драться с другими котами, и слушая песни Горлицы. Они по-прежнему собирались вечерами и болтали, а старая хозяйка выходила из дома, чтобы покормить Горлицу хлебными крошками, а Рыжего угостить свежей рыбкой или остатками ужина.

В один из последних августовских дней Пухля, увидев Горлицу, поздоровался с ней, как всегда:

— Привет! — дружелюбно мурлыкнул кот. Горлица искоса глянула на него и отвернулась. Она была чем-то занята, понял Пухля, но ему все равно стало грустно. На следующее утро он не услышал знакомых воркующих звуков — и ветка, на которой так любила сидеть Горлица, была пуста.

— Где же Горлица? — спросил кот у Рыжего.

— Ты что, не знаешь? — удивился тот. — Посмотри наверх! Где-то там она…

Пухля задрал вверх свою плоскую мордочку и увидел, что все небо усыпано черными движущимися пятнами. Сверху раздавались нервные, призывные, ликующие, тоскующие звуки. Небо было заполнено движением, восторгом, руганью, криками…

— Что это? — спросил озадаченный Пухля.

Рыжий присел под окном и тоже уставился вверх.

— Это птицы. Они улетают на юг.

— На юг? — еще сильнее удивился Пухля. — Но ведь это и есть юг!

— Это для тебя это юг, — фыркнул Рыжий, — а для них это север. Придет зима, и они замерзнут, если не улетят туда, где тепло.

— Как странно, — пробормотал Пухля, — птицы зимой улетают на юг, а люди уезжают на север…



Скоро солнышко стало светить нежнее, заливая округу золотистым осенним светом. Молодая хозяйка уехала, оставив Пухлю еще на пару месяцев со старой хозяйкой. В доме стало пусто и тихо. Ни голосов по утрам, ни торопливого стука каблучков, ни разговоров вечерами. Старая хозяйка в отсутствие дочери все больше спала или читала книжку, покачиваясь в скрипучем кресле-качалке. Пухле очень нравился этот убаюкивающий звук — кви-кри, кри-кви… Иногда старая хозяйка сгоняла кота с подоконника, чтобы закрыть окно, — когда ей становилось зябко или сквозило по ногам. Ветер становился все холоднее, все крепче. Теперь Пухле казалось удивительным былое неодолимое желание поговорить с Ветром — таким он стал хмурым и неприветливым.

Осень шла своим чередом, расставаясь с последним теплом, роняя последние листья. Бледнело небо. Каждый солнечный день был теперь словно маленький праздник. Старая хозяйка в такие дни нараспашку раскрывала окна, позволяя Ветерку, сыну Ветра, пройтись по всем комнатам, разнести соленый воздух, сдуть пылинки с книг, сорвать сухие лепестки с розы из давнишнего букета, оставленного дочкой… А Пухля в такие дни снова залезал на подоконник и спал, греясь в редких солнечных лучах, вздрагивая под прохладными пальцами Ветерка и поглядывая украдкой вниз — не появится ли Рыжий. Рыжий появлялся редко — теперь он часто был в плохом настроении и всегда очень голоден. Лоточница, у которой он все лето исправно воровал рыбу, давно уехала, и бродячему коту приходилось несладко. Старая хозяйка по-прежнему подкармливала его, когда он приходил, — но приходил он все реже и реже. Какие мысли мучили его, какие заботы? Он почти не разговаривал с Пухлей, и тот ничего об этом не знал. Чем холоднее становилось на улице, чем реже выпадали солнечные деньки, тем более грустно и одиноко становилось домашнему коту.

Пухлю мучила тоска. Ему не хотелось уезжать, не хотелось погружаться в зимнее одиночество, в однообразное течение неразличимых дней и ночей. Там, в большом холодном городе, у него совсем не было друзей. Он и здесь теперь почти не видел Рыжего, но все же так легко было вернуть ощущение легкости и неизменности тех летних дней и вечеров, которые объединяли их — двух котов и говорливую птицу. Казалось, что вот-вот вернется Горлица, Рыжий снова усядется под окном — и они будут без конца вести разговоры о пустяках, перемурлыкивая верещание звонких цикад.



И вот наступил день перед отъездом — последний день на юге. Сегодня Пухле очень хотелось с кем-нибудь поговорить — ведь завтра его посадят в специальную сумку и повезут на поезде в северный город… Ему очень хотелось попрощаться с друзьями. Ему очень хотелось, чтобы долгой зимой его грела надежда на новую встречу с ними. Он не успел попрощаться с Горлицей, когда она в спешке улетала в теплые края. Но он мог напоследок подраться с Рыжим или набраться смелости и сказать, как он будет скучать…

— Рыжий! — крикнул Пухля нетерпеливо. Он даже отказался от обеда, лишь бы не пропустить появление друга.

— Потом! — мяукнул на ходу Рыжий, исчезая в неизвестном направлении.

“Опять чем-то занят”, — расстроился Пухля. И такая навалилась тоска. Завтра он уедет.

— Пухля, малыш… — ласково позвала старая хозяйка из комнаты. — Совсем сегодня не ел, разве так можно?

Кот обреченно и послушно спрыгнул с подоконника и направился к миске. Пушистый рыжий хвост тоскливо волочился за ним по полу. “И что это с ним, — подумала старая хозяйка, — раньше хвост трубой и бегом на кухню, стоит только намекнуть на еду”. А Пухле кусок не лез в горло. Ему казалось, что его друзья вдруг разлюбили его. А вдруг он сделал что-то не так? А вдруг он чем-то обидел их? А вдруг они никогда и не любили его на самом деле? От всех этих грустных осенних мыслей не хотелось ни есть, ни играть. Пухля еще раз сделал попытку полежать на подоконнике. Небо затянули тучи, кажется, вот-вот должен был начаться дождь. Листья медленно слетали с ветвей и ложились на землю. Под деревом, на котором так любила сидеть Горлица, нападал уже широкий желто-оранжевый ковер. Ветки лысели. Ветки были пусты. Горлица давным-давно беззаботно летает под жарким небом неведомого южного юга... Пухля хотел сделать вид, что ему все равно, и уснуть, как прежде, на подоконнике, но в окно задувал холодный ветер, прогонял его внутрь. И Рыжего нигде не было видно.

Пухля сдался. Впервые он переживал это опустошающее чувство — когда отчаяние (отчаянно неуютно, отчаянно больно, отчаянно глупо и отчаянно обидно до слез) вдруг отступает и остается ничем не заполненная пустота. Пухля безнадежно махнул хвостом и ушел спать на диван. Во сне время бежит быстрее. Он проснется уже утром, когда старая хозяйка будет готовить завтрак и собирать оставшиеся вещи, а потом — машина, поезд, долгие сутки в поезде, снова машина… И его встретят ласковые руки молодой хозяйки, любимый диван с колючим шерстяным пледом (не пройдет и пары дней, как все это будет в длинной рыжей шерсти), и подоконник высокого многоэтажного дома с видом на дорогу, и такие же безликие городские дома напротив. Другая жизнь. А зима будет длиться долго, и, возможно, Пухля сможет забыть о Горлице и о драчливом рыжем уличном коте. “Как же он переживет зиму там совсем один — без дома, без еды, без тепла?” — ужаснулся Пухля. Встрепенулся, бросился было на подоконник — снова высматривать Рыжего, найти его, спросить, как же, что же, почему… Но подавил в себе этот порыв — Рыжий такой самостоятельный, такой гордый. А сегодня еще и такой недружелюбный… Огорченно ворчнув, Пухля снова попытался заснуть. Ему снилось лето. Жаркое лето, наполненное голосами друзей…


Источник : http://magazines.russ.ru/

Осень Рыжего

Давно забытое ощущение дома все чаще возвращалось к Рыжему. Дома как такового, впрочем, по-прежнему не было — не было теплых человеческих колен, пальцев, перебирающих шерсть и чешущих шейку, мягкого дивана… Но была миска с едой и голос старой хозяйки, зовущий к обеду или ужину. Рыжий часто пропадал на несколько дней по своим бродячим делам, но всегда возвращался к маленькому одноэтажному домику с заброшенным чердаком. Кот любил, разлегшись на теплом асфальте под окном, смотреть на этот старый чердак с единственным заколоченным окном. В нем было что-то близкое, очень знакомое — его заколоченная жизнь, от которой остался только разбитый негостеприимный фасад. Все эти его драки и непримиримость. А нежность, вся огромная нежность, которую он мог бы отдавать людям, осталась внутри, за стенами, за заколоченным окном.

Однажды поздно вечером Рыжий, как всегда, вернулся с охоты, поболтал с Пухлей и заснул — сытый и довольный, — удобно свернувшись на нагретом за день асфальте. Но среди ночи вдруг проснулся. Асфальт стал холодным, все стало холодным, листья уныло клонились к земле. Ветер легко срывал их и сваливал у основания ствола озябшей взъерошенной кучей. Рыжий съежился, поджал под себя лапы, обернул вокруг хвост — давно не пушистый и какой-то жалкий. Ему вдруг стало очень грустно. Пухля спал в доме, окно было закрыто. Спал, наверное, на кресле или на постели. Видел во сне что-нибудь вкусненькое или свою молодую хозяйку…

Рыжий постарался прогнать прочь эти мысли и снова заснуть, но было очень холодно, и сон не шел. А мысли вертелись, крутились, возвращались, как ни гони. Пухле тепло. У Пухли много нежности. Пухля пушистый и толстый. У Пухли такой красивый рыжий хвост.

Бездомный кот вздохнул и понял, что надо согреться, — иначе заснуть не удастся. Он залез с головой в груду листьев под деревом, думая о том, что утром песня Горлицы не разбудит его, как обычно бывало, — Горлица давно уже улетела на юг. Он думал о том, что все-таки ни к кому и ни к чему не надо привязываться. Думал о том, как когда-то, в прошлой полузабытой жизни, спал на коленях хозяйки, а она чесала его шею уверенными движениями тонких пальцев. Думал о том, какое это было наслаждение — чувствовать ее пальцы на своей шее. Думая обо всем этом, Рыжий незаметно уснул. Сухие листья грели его, пока ему снился сон. Во сне он пробирался на заколоченный чердак и оглядывался, напрягал усы — в поисках еды и нежности. Под утро ему приснился диван со старым клетчатым пледом — приснилось, как он уснул на колючей шерстяной поверхности, и чья-то рука осторожно, чтобы не разбудить, почесала его за ушком. И сводящий с ума запах яичницы. Рыжий спал на теплом пледе и слышал этот запах. В животе урчало, запах щекотал ноздри, и хотелось скорее вцепиться зубами в еду. Но Рыжий не торопился. Ему хотелось задержаться в этом мгновении — вот сейчас он осторожно потянется, приоткроет сначала левый, потом правый глаз, потом спрыгнет с дивана и, подняв хвост, засеменит к миске с едой…

…Запах яичницы сделался невыносимым. Рыжий не выдержал и открыл глаза.

Никакого дивана, конечно, не было — только выцветающие опавшие листья, по-утреннему влажные и мягкие. И навязчивый запах, щекотавший розовый нос. Кот выбрался из-под своего осеннего одеяла, посмотрел на голубое небо с угрожающей серой горкой туч на самом горизонте и понял, что замерз и очень хочет есть. Окно домика, под которым он уснул, было распахнуто, на подоконнике пушистым клубком лежал Пухля, а из кухни доносилось шкворчание и аромат жареных яиц. Рыжий неторопливо потянулся и хотел было поздороваться с другом, но тот никак не отреагировал на его приветственный “мяв”.

— Пухля, привет, Пухля! — настойчивее позвал уличный кот. Но Пухля спал без задних ног, и ничто сейчас не могло бы его разбудить. Рыжему вдруг стало ужасно обидно и жаль себя. Пухле не надо думать ни о еде, ни о тепле, и даже друг ему совершенно не нужен…

Голодный и расстроенный, Рыжий побрел к набережной — был уже конец сентября, торговля затихала, отдыхающих становилось все меньше. Набережные обезлюдели — холодный ветер налетал все чаще, и никому не хотелось купаться. Было странно смотреть на пустые пляжи — их чешуйчатые галечные бока облизывало равнодушное море, и никто не плескался у берега в волнах. В напавшей на курортный город осенней тишине было слышно только ворчание вод — шарум, шарум, шшрум, шшум…

Рыжий подошел к одному-единственному работающему ресторану — несколько официанток сидели за барной стойкой и болтали о чем-то… Из множества столиков был занят только один — там сидел человек и рисовал что-то в своем блокноте. Перед ним стоял чайничек и тарелка с давно остывшей едой. Рыжий принюхался — там точно было что-то мясное. В животе заурчало — голод становился невыносим.

(А где-то там, у Пухли, уже съедена вкусная яичница, и наверняка старая хозяйка положила кусочек и в его, Рыжего, миску… Но нет. Я как-нибудь сам справлюсь. Вы не подкупите гордого бродячего кота.)

И Рыжий, немного злясь на себя, начал осторожно подкрадываться к столику одинокого посетителя. Тот был очень увлечен своим наброском и совершенно не замечал ничего вокруг — стащить у него еду было легким делом… Но Рыжему вдруг стало ужасно стыдно. Почему-то именно осенью накрывают нас все эти странные чувства — уныние, стыд и тоска по чему-то необъяснимому, может быть, по уходящему сверкающему лету, растворяющемуся в холодном осеннем небе…

…И в тот момент, когда Рыжий мимолетным движением стащил с тарелки кусок мяса, прежде, чем он — быстрее мгновения — спрыгнул со стола, чтобы незамеченным уйти со своей добычей с места преступления, человек поднял глаза от блокнота и посмотрел на кота удивленным взглядом. Кот дал самого быстрого дёру, на какой был способен. Ему было стыдно и страшно, и в то же время он ликовал! Еда — не просто еда, а добыча, которую он заработал сам, своей смелостью и ловкостью. Он больше не потерпит подачек от Пухли и его хозяйки! Впереди еще целая зима, он должен быть ловким и сильным, а иначе — как пережить это бесконечно тоскливое время?..

Рыжий устроился под грудой сваленных в кучу лежаков и занялся едой. Все сомнения покинули его, тоска, обида — все это глупости. У Пухли есть дом — но Пухлю увозят куда-то в далекий северный город на всю зиму, и он будет сидеть там взаперти. У Пухли есть еда — но Рыжий ловок, самостоятелен и способен раздобыть себе еду даже осенью и даже зимой. Так нечего завидовать Пухле. Пусть уезжает хоть навсегда!

Сытый и довольный, кот уселся на пирсе. Погода портилась, накипали тучи, вот-вот хлынет ливень. Он еще успеет сигануть под крышу, а пока ему хотелось просто сидеть здесь одному и ни о чем не думать. Пухля уедет со дня на день. Тепла не будет долгих полгода. И Рыжий, конечно, будет ужасно скучать — и по Пухле, и по теплу… Но наступит весна, и везде распустятся цветы — будет тепло и солнечно, а потом наступит лето — и вернется Пухля. Они снова будут драться и играть вместе, и он обязательно будет есть из своей миски и каждый день возвращаться к маленькому одноэтажному дому с заколоченным чердаком. А теперь — теперь не то время.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Зимний друг

Наступило мутное зимнее утро — все вокруг было серым и влажным, отовсюду тянуло холодом, безвременьем, пустотой. Даже у солнца, кажется, не было больше ни надежды, ни света, ни тепла. Рыжий ужасно замерз и продрог — его колотила крупная дрожь, он никак не мог отогреться. Почти случайно — просто повезло — он поймал маленькую сонную мышь: она показалась ему холодной и безвкусной. Еда помогла почувствовать себя лучше: по крайней мере, его больше не терзал голод, мучивший последние несколько дней.

“Кажется, это самая ужасная зима в моей жизни, — думал Рыжий, привычно сворачивая на набережную, — она длится уже три обычных зимы, и, главное, непонятно, сколько продлится еще”. В такие моменты он начинал всерьез задумываться, а наступит ли весна, будет ли снова тепло, как раньше? Или в мире что-то сломалось, и так останется навсегда… Ожидание весны, теплый ветер, налетающий иногда ясным зимним утром, яркое солнце, свет — где все это? Только холод, озлобленные голодные звери, редкие уставшие люди и замершая в одной точке тоска, без надежды на весну. “Но, — все же думал Рыжий, — я должен верить, что она наступит, я обязательно должен верить. Может быть, потому ее так долго нет, что ее уже никто не ждет?”

А еще иногда он думал о Пухле, о том, что тот где-то в далеком северном городе, где — так он слышал от знакомых птиц, прилетавших на зиму сюда, — еще холоднее. Но у Пухли, конечно, и там был уютный, теплый дом, в этом Рыжий не сомневался. Он больше не завидовал другу, как раньше, а был рад, что тот сейчас сыт и согрет и не испытывает таких ужасных холода и голода. “Хотя бы за него не надо волноваться… — рассуждал Рыжий про себя. — Вот придет весна, и Пухля тоже вернется. Тем более нельзя отчаиваться, надо просто терпеливо ждать”.

Набережная была пустынна, холодный зимний ветер налетал внезапно, порывами, а серое море, словно одинокий замкнутый человек, тихо шептало что-то себе под нос. Рыжий двигался небольшими перебежками, стараясь оставаться под защитой домов, — старая привычка бездомного кота. Он торопливо семенил к облюбованному когда-то причалу, привычному и знакомому до последней занозы. Рыжий не сразу заметил человека, сидевшего как раз на его самом любимом месте — на краю, почти у самой воды. Собственно, кот обратил на него внимание только в тот момент, когда вплотную подошел к прибою.

Опешил. Вот это насмешка! Именно сейчас, когда так тяжело, когда внутри все сворачивается от отчаяния, у него отняли его любимое пригретое местечко! Рыжий настолько растерялся, что застыл на берегу, во все глаза продолжая глядеть на одинокую человеческую фигуру. Он не мог так сразу придумать, куда пойти, чем заняться очередным пустым зимним днем, поэтому, застыв, просто разглядывал своего невольного обидчика.

Человек сидел на волнорезе, завернувшись в теплую куртку, и болтал ногами прямо над водой — море сегодня было на удивление спокойным. Его загорелое лицо закрывала выбеленная солнцем челка, напоминавшая о лете; средней длины волосы падали на плечи. Он сидел неподвижно, глядя в одну точку, и Рыжий подумал, что можно запросто подойти и сесть рядом, — и ничего, совершенно ничего плохого не случится. Чутье, подсказывавшее ему всегда, где кроется опасность, молчало — все вокруг было погружено в молчание, только ворчливое море что-то шептало себе под нос.

Рыжий сел на холодную гальку у берега и уставился на темно-серую шелковую поверхность. Он словно перенесся в другой мир, где не было ни зимы, ни голода, ни одиночества. Здесь и сейчас было только тихое ворчание моря и тишина внутри, молчание в самом центре его тощего тела. Кот забыл про человека — и человек не обращал внимания на кота. Они сидели недалеко друг от друга, забытые, забывшие обо всем, и смотрели, смотрели на море, излечиваясь его целительным равнодушием…

На следующий день Рыжий снова пришел к морю и снова увидел вчерашнего знакомца. Тот сидел на том же месте и, как и вчера, не отрываясь, смотрел на море. Рыжий сел рядышком и просидел так до наступления темноты. Ему показалось, что он уснул, — проснулся продрогший, в темноте, и рядом не было человека, вообще ни единой души на побережье не было. Черное море озарялось внутренним светом, и коту не хотелось уходить от него далеко. Он нашел уютное местечко неподалеку — и как он прежде его не замечал? — и снова уснул, на этот раз в тепле. Кажется, впервые за зиму его оставило ощущение безысходности и тоски.

С того дня ничего особенно не изменилось в холодной долгой зиме. Достать еду становилось все сложнее: приходилось драться с другими оголодавшими котами и даже собаками. Холод становился все нестерпимее, весна казалась чем-то недостижимым, сказкой, легендой — так сказал бы Рыжий, будь он человеком.

Но время побежало быстрее. Каждый день кот приходил на берег моря и сидел рядом с человеком. Иногда человек не приходил, но Рыжему он уже и не был нужен сам по себе — кот забывался, и ему казалось, что человек всегда здесь, на волнорезе, безмолвный и одинокий. Что он всегда рядом. Так прошла зима.

И вот однажды, сидя на причале, кот почувствовал легкий весенний запах. Так пахнет тающий снег, или начало марта, или обещание грядущего тепла. Кому, как не бродячему коту, знать, что весна начинается с запаха. И тогда Рыжий понял, что зима закончилась. Что время снова стронулось с мертвой точки — и теперь все они, застрявшие в холодном южном городе, глазом не успеют моргнуть, как станет теплее, выберутся из-под снега первые цветы, на деревьях появятся листья, приедут весенние туристы и уйдут в неприветливые горы — и горы сразу станут приветливыми, и все расцветет яркими красками. А там недалеко и до настоящего тепла, до возвращения Горлицы, до птичьего гомона и треска цикад. И больше не надо терпеливо ждать, теперь можно жить в свое удовольствие, и когда приедет Пухля, а старая хозяйка вынесет миску с едой для него, Рыжего, он будет уже важный, довольный и занятой. И никто никогда не узнает об отчаянии, которое владело им всю зиму. Не надо им знать.

Когда началась настоящая весна, тот человек перестал приходить на волнорез. Рыжий встречал его в кафе, видел уходящим в горы, узнавал его запах в толпе. Человек казался ему теперь особенным. Иногда кот следовал за ним до самого его дома — он жил далеко, почти на окраине города, и жил вроде бы один. Человек не замечал кота, но Рыжему ничего не было нужно от человека. Они вместе пережили эту зиму, а значит, стали друзьями по холоду и одиночеству. А знает ли друг о его существовании — важно ли это?

Но оказалось, что человек знает. Рыжий понял это неожиданно — когда однажды человек подошел и погладил его по тощей светлой спине. А в другой раз, когда кот дошел с человеком до его дома, тот вынес ему кусочек колбасы. И снова погладил. Тогда Рыжий понял, что у него появился еще один друг — зимний друг. “Но, может, я буду приходить и летом иногда?” — решил Рыжий. Вряд ли Пухля обидится. Ведь у него тоже наверняка есть свои зимние друзья.


Источник : http://magazines.russ.ru/

Весна

…Зима, особенно в большом северном городе, кажется бесконечной, но все-таки однажды наступает день, когда она заканчивается. Не внезапно, не вдруг — и все-таки внезапно и вдруг.

Пухля проснулся раньше всех и отправился на кухню. И такой яркий свет ослепил его, что кот забыл о еде, о сне, обо всех своих простых домашне-кошачьих делах. Небо было голубым и высоким, как летом, в окнах домов плавало жидкое золото солнечных бликов, а далеко внизу под чернеющим снегом появились первые земляные прогалины. Пухля почувствовал необыкновенный прилив сил. Он, не раздумывая, вскочил на хозяйский стол — куда ему было строго-настрого запрещено даже тянуть нос с подвижными усами. Но тут что-то вселилось в него, влилось и наполнило, и такая сладкая дрожь пробежала по застывшему телу, привыкшему только спать и есть, есть и спать. Ему показалось, что он снова маленький рыжий котенок. Он вспомнил, как в детстве любил висеть на этих уютных крепких шторах, как легко запрыгивал на шкаф, как играл с куриной косточкой и прятал ее в хозяйкиных тапках, — все это вдруг вернулось, и Пухля пронзительно, от всего своего пробудившегося юного сердца, крикнул, что пришла — весна!

Пока таяли снега, теплели улицы, появлялись первые улыбки на лицах, Пухля жил в нетерпении, в ожидании, в тревоге. Его усы подрагивали, отзываясь на каждый порыв ветерка из форточки, он не мог усидеть на хозяйкиных коленях, на диване, вообще на одном месте. Ему снились сны, от которых наутро оставались только смутные впечатления. Воркующее пение, кончик ободранного сломанного хвоста, жаркий асфальт, запах цветов и морской соли… И больше ничего. А Пухля все ждал чего-то большего, чего-то еще. Он запретил себе думать о своих друзьях, но он так скучал по ним.

И вот однажды теплым апрельским днем его посадили в мягкую дорожную сумку и повезли на вокзал. Пыль, грязь, шум, неудобства, чужие руки, которым так хотелось погладить “пушистую кису”, — сутки в поезде, и вот он снова оказался на юге.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Возвращение на юг

Пухле было непривычно и даже немного страшно снова заходить в старый дом. Все было знакомо и в то же время за зиму стало чужим, холодным, отстраненным… Надо было заново обживать этот диван, это кресло и… Пухля вздрогнул… и подоконник. Первые несколько дней кот даже не подходил к любимому месту, хотя солнце уже грело вовсю — здесь было гораздо теплее, чем в северном городе с большими домами. Потом он все же решился — подошел, запрыгнул, внимательно посмотрел на небо — не вернулись ли птицы?

Раздался шум. Пухля невольно опустил глаза вниз — под окном сидел Рыжий и ел свежесворованную рыбу.

— Приятного аппетита, — от неожиданности буркнул домашний кот — а у самого сердце застучало бешено, страшно. “Или мы снова друзья, или мы больше никогда не друзья”, — отчаянно подумал Пухля.

— Шпашыбо, — с набитым ртом отозвался Рыжий. Дожевал и поднял на Пухлю отощавшую, облезлую мордочку. — Вот, открыл сегодня сезон, — его ушки дружелюбно торчали треугольничками. — А ты еще больше растолстел, Пухля!

— Э? — хотел было возмутиться Пухля, но Рыжий уже исчез, сытый и довольный, оставив после себя длинный рыбий скелет.

Почему-то на душе полегчало. Пухля прислушался к далекому голосу моря. Прилетел Ветерок и шепнул ему что-то на ухо — кот не разобрал, но, может быть, “привет”? “Мне здесь рады, — с надеждой подумал Пухля, — неужели правда?”.

Рядом раздалось такое знакомое, такое крепко забытое “курлы”.

— Пухля вернулся! — крикнула Горлица и, не останавливаясь, полетела дальше. — Наш толстый рыжий кот Пухля, он вернуууулся!!!

Пухля поудобнее устроился на подоконнике, подставив спинку ласковым пальцам Ветерка, и незаметно для себя уснул. Уснул без сновидений и без тревог. Начиналось лето, и снова все было впереди.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Счастье Пухли

Утро было ранним и свежим. Бывают такие дни, которые начинаются прямо с утра, когда не жаль сна, не страшно встать пораньше, хотя впереди ни работы, ни дел. Обычно это бывает летом, чаще на юге. Постель мягкая и теплая, за окном небо яркое и жаркое, и вдруг закрадывается мысль о море — о том, какое оно сейчас ледяное, — и сон как рукой снимает. Бодрость, радость — подскакиваешь на постели и бежишь в ванную…

Молодая хозяйка встала сегодня на удивление рано. Обычно в выходной, когда никуда не надо было вставать, она просыпалась около полудня и еще долго валялась в постели, чтобы насладиться бездельем и покоем. А сегодня ее как подбросило — встала сразу и полетела в ванную… Пухля поворчал, но спрыгнул с постели следом. Побрел на кухню. Его всегда удивляло — почему после сна так хочется есть? Он ведь спал и ночью, и днем и встать мог в любое время… У него не было четкого распорядка, как у людей. И все-таки каждый раз, открывая глаза и потягиваясь, он чувствовал приятную пустоту в желудке — приятную, потому что она была предвкушением. Ведь в кухне кота всегда ждала вкусная свежая еда.

Пухля неторопливо, с удовольствием съел свой завтрак и вернулся в хозяйкину комнату. Девушка внимательно разглядывала себя в маленькое круглое зеркальце, держа его в одной руке. Кот поискал глазами место поуютнее, куда бы засесть, а то и залечь, и тут увидел его. По стене бегал светлый зверек размером с мышь! И бегал с невероятной скоростью. Пухля еле успевал уследить за его перемещениями — мгновенными, то вверх, то вниз, то вбок. Кот медленно, таясь и скрываясь, подобрался к стене и стал внимательно следить за зверьком. Тот ненадолго застыл на месте… Но через мгновение снова отпрыгнул на полметра в сторону.

“Удивительная скорость! — восхищенно думал Пухля. — Как ему удается так быстро бегать и так далеко прыгать?” Он решил, что непременно должен поймать зверька.

Молодая хозяйка красила губы и улыбалась своему отражению в зеркале.

Пухля насторожился, подобрался и наконец прыгнул. Светлый зверек шустро отскочил вверх.

Молодая хозяйка закрыла зеркальце и убрала его в ящик стола. Зверек куда-то исчез.

“Как же так?” — удивился Пухля.

Молодая хозяйка набросила на плечи газовый палантин — чтобы плечи не сгорели и пококетничать — и вышла из комнаты. Пухля краем уха услышал ее голос — она попрощалась со старой хозяйкой — и как хлопнула входная дверь. Еще некоторое время он продолжал сидеть в засаде — ждал, когда же зверек появится снова. Но тот затаился, а может, уснул. Скоро коту наскучило ждать, и он отправился на любимый подоконник.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Счастье молодой хозяйки

Молодая хозяйка чувствовала сегодня необыкновенную легкость. Утро было ярким, свет заливал глаза. Пухля казался рыжее обычного — он был похож на маленькое пушистое солнце. Молодая хозяйка нежно пригладила его шерстку на спине, уходя, — но кот упорно разглядывал стену и как будто не заметил ласки. Девушка улыбнулась, попрощалась с матерью и выскочила на улицу.

Летнее утро на юге — это чистое, неразбавленное счастье. Солнце греет вовсю, но еще не жарит. Прохладный ветерок шевелит волосы — и это движение волос само по себе словно капелька восторга. Как будто ветер уносит лишние мысли, и все кажется свежим, новым, простым, не обреченным. Здесь, на юге, немыслима суета. Веточки качаются неторопливо, облака — застывшие в небе легкие перышки.

Почтенные низкорослые дома с трещинами выстроились вдоль улицы и провожают девушку. Они не кажутся ей некрасивыми, хотя давно нуждаются в ремонте. А если бы они были новыми? Она попыталась представить себе, что идет под крымским солнцем мимо новеньких домов, — но не смогла. Здесь все старое, обшарпанное, с историей и долгим жизненным опытом — дома, деревья, старики в лавках, морщинистые горы и голубое в дымке море. Это старая земля, ступая по которой, так легко быть счастливой. Просто так, без причины, молодая хозяйка поняла — она счастлива. Счастлива накаляющейся жарой, стекающим по спине ручейком пота, распущенными своими волосами, всем телом — она была счастлива.

Почему же на юге так просто быть счастливой — что здесь такого особенного, что приносит такое блаженство? Вот было бы здорово увезти это с собой в большой город на севере и запасти на зиму. Там так не хватает этой гармонии, легкости, простоты…

Насладившись прохладой от мягкой тени густо пахнущего темно-зеленого забора кипарисов, девушка спустилась к набережной, беспощадно опаляемой лучами уже полного дневной силы солнца. Мягкое утро уступало место жаркому полудню. Ноги, отделенные от раскаленного асфальта только тонкой подошвой шлепок, чувствовали жар, голову напекало. Девушка подняла с плеч газовый палантин и накинула его на голову. Пройдя по обжигающему кожу песку, она подошла вплотную к прибою и с наслаждением дала лизнуть холодной волне свои разгоряченные ноги. И снова ее накрыло это чувство — счастье, стопроцентное беспричинное южное счастье…

Тут она увидела Рыжего — облезлый бездомный кот сидел на волнорезе и, облизываясь, ел. Наверняка опять что-то вкусненькое стащил, подумала молодая хозяйка, впрочем, это его жизнь — и наверняка ведь он тоже совершенно счастлив. Кошки — они такие счастливые. Можно пожалеть брошенную собаку или раненую птичку, но кому придет в голову пожалеть кошку даже в самом жалком состоянии? У кошки всегда такой вид, в ее глазах, ее позе столько гордости и достоинства, что пожалеть ее — все равно что унизить. И пусть Рыжий был одиноким вором, никому не нужным существом, жалеть его совершенно не хотелось. Наверняка он по-своему счастлив.

Пока молодая хозяйка думала об этом, Рыжий прикончил свой завтрак и неторопливо направился вдоль полосы прибоя к ней. Он ступал изящно, его лапы почти не проваливались в песок, ему как будто вовсе не было горячо. Когда кот проходил мимо девушки, она не удержалась, присела на корточки и погладила его. Кот остановился и потерся о ее колени. Тогда она начала чесать его шею. Рыжий зажмурился и громко заурчал. Он был сыт, доволен и потому ласков. Тем более он знал ее — хозяйку его единственного друга, домашнего кота Пухли. И она была права — в этот момент Рыжий был абсолютно счастлив. Получив свою порцию нежности, он неторопливо и величественно направился дальше по своим делам. А девушка, скинув лишнюю одежду, обжигаясь холодной водой, поспешила в море.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Счастье Рыжего

Дел у Рыжего всегда было по горло. Конечно, если бы какой-нибудь деловой человек посмотрел на жизнь этого кота своими деловыми глазами, он непременно назвал бы его бездельником. Но Рыжий себя бездельником не считал — все, что он делал, было для него очень важно.

Во-первых, он много спал. Это было не так-то просто — чтобы хорошо выспаться, сначала надо было найти безопасное и уютное место. Рыжий прожил в этом городке всю свою не очень долгую жизнь, и у него было несколько любимых спальных уголков. Например, под окном дома, где жил Пухля с молодой и старой хозяйкой. Или, если на улице спать слишком холодно, был один заброшенный сарай на старой даче — туда давно никто не приезжал. Дом был заперт, окна закрыты ставнями — внутрь никак не попасть. А сарай рядом стоял открытый. Там было полно старых вещей, сыроватых, пахнувших плесенью и временем. Но в целом было относительно сухо и тепло.

Еще была восстановленная церковь — туда часто приходили бездомные кошки за едой и за теплом в непогоду. За едой Рыжий приходил туда редко — многовато было у него недругов среди местных котов, — а вот спать там любил. Проскальзывал незаметно вниз — там старый художник рисовал иконы и выпивал помаленьку. Там держался устойчивый запах масляной краски и перегара. И засыпал в углу на тряпке. Здесь Рыжего никто не трогал, он был спокоен и видел свои лучшие сны…

Во-вторых, кроме сна кот нуждался в пропитании. Ел он редко, но сразу много. Не имел привычки делать заначки, прятать что-нибудь на черный день. Климат здесь был не тот, — спрячешь кусочек рыбы — а завтра вместо вкусного хвостика найдешь тухлятину. Слишком жарко. Поэтому Рыжий съедал полностью все, что ему перепадало — рыбу, курицу, мясо (это редко случалось, разве из ресторана какого перепадет — но там обычно хватало “своих” котов, чужих не подкармливали). Рыжего вообще редко кормили люди, чаще он сам воровал себе еду. Конечно, была Пухлина хозяйка, считавшая его своим и кормившая от души, но кот предпочитал не терять самостоятельности и непременно хотя бы раз в день тренировал свое воровское искусство.

В-третьих, Рыжий много дрался. Это было непременно. День без драки был прожит зря. Драка делала Рыжего по-настоящему счастливым — а почему, он и сам не знал. Были у него и любимые противники, драка с которыми стала настоящим ритуалом. С этими котами Рыжий дрался всерьез, но не насмерть, старался не покалечить. Они отвечали тем же. Еще драл он новеньких, которые каким-то образом переходили ему дорогу. И разумеется, драл нещадно и в кровь тех, кто пытался ухаживать за красивой черной кошечкой Черри, к которой Рыжий прикипел однажды и навсегда. Каждую весну у них появлялись котята, и одной из них непременно была трехцветная девочка. Счастливая.

И Рыжий был счастлив каждый момент своей бродячей жизни, хоть и будили его иногда по ночам воспоминания и мечты о другой, прошлой жизни…

В тот день кот чувствовал себя особенно счастливым. Поесть удалось прямо с утра — в одном из ресторанов до рассвета шумел праздник, и усталый хозяин вынес на помойку целое ведро мясных и птичьих остатков. Набежало с десяток котов — но на удивление еды хватило всем. Подрались немного, конечно, куда без этого, но обделенным никто не ушел. И Рыжему досталось огромное, почти не тронутое куриное крылышко.

Потом он встретил на пляже молодую хозяйку, которая почесала ему шейку — нежно, с любовью. В этот момент Рыжий понял, что немного соскучился по своему другу Пухле, и решил его навестить. Поболтать немного, а потом поспать под его окном — день стоял жаркий и сухой, умиротворение и радость были разлиты в воздухе.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Счастье старой хозяйки

Старая хозяйка сидела в гостиной — вообще-то эту комнату, первую, в которую попадаешь, входя в дом, она называла верандой. Обычная комната, в которой стояли диван, кресло-качалка, по стенам — шкафы с книгами и посудой, стол, за которым они с дочкой ели, а еще электрическая конфорка, раковина и кухонный столик, — эта комната выполняла функции гостиной, столовой и кухни одновременно. Кроме нее в доме еще были две спальни и заброшенный чердак, заваленный старыми вещами и всяким хламом.

Пожилая женщина — вовсе не старая, какой считали ее рыжие коты (да что они смыслили в человеческом возрасте), — сидела в кресле-качалке, не раскачиваясь, и читала книгу. На ее коленях спал, то вытянув лапы, то подставив рукам живот, то свернувшись тугим клубком, толстый рыжий кот Пухля.

Многие считают, что в старости нельзя быть счастливым. Как правило, так считают молодые — обычное их заблуждение. Думают, что счастье невозможно без молодости, здоровья и красоты. Но старая хозяйка (вовсе не считающая себя ни старой, ни несчастной) была довольна своей жизнью. Красота давно ушла, здоровье было так себе, но внезапно главными стали маленькие и очень конкретные вещи, которые прежде, в молодости, казались лишь фоном. А то, что когда-то казалось важным, почти смыслом жизни, теперь вызывало у старой хозяйки лишь улыбку — да, именно об этом она думала, отрываясь вдруг от книги и задумчиво глядя вдаль. Лицо светлело, а рука начинала почесывать пушистый Пухлин живот, и кот заливался громким утробным урчанием.

Старая хозяйка очень любила книги, котов и вкусный свежий чай. А еще — смотреть на море и дышать соленым воздухом. И поскольку, чтобы иметь все это, не нужны были ни молодость, ни красота, она была счастлива почти каждый миг своей жизни. Ее жизнь еще не закончилась, и никто не мог убедить ее в обратном. Конечно, многое было уже поздно, но кое-что еще ждало впереди.


Источник : http://magazines.russ.ru/

Непримиримые друзья

Наступал жаркий южный полдень, на улицах стихали голоса — люди, птицы и звери старались укрыться от обжигающих солнечных лучей. Пухля проснулся на коленях у старой хозяйки — его лапы лежали на страницах книги, а женщина спала, устроив расслабленную голову на спинке кресла. Пухля медленно потянулся, изогнулся, от души раскрыв красный зев с лопаточкой-язычком, и спрыгнул на пол.

Гладкая, чуть потрескавшаяся краска, покрывавшая дерево, обожгла подушечки Пухлиных лап, когда он прыгнул на свой любимый подоконник. В такие дни, даже если на улице никого и темно-зеленые кипарисы втыкаются острыми верхушками в слишком яркое, светящееся небо, никогда не бывает тишины — все наполнено звуками, происхождение которых почти загадка. Которую, впрочем легко отгадать, если бываешь здесь часто и прислушиваешься внимательно. Пухлю, правда, эти звуки давно уже не занимали.

Усевшись поудобнее, впитывая тепло от нагретого подоконника, он огляделся. Спать не хотелось. Горлицы не было, Рыжего тоже — впрочем… Знакомая подтянутая, худая кошачья фигура появилась на дорожке, ведущей к дому. Пухля довольно зажмурился, предвкушая очередную интересную беседу. Судя по величавой и неторопливой походке, его друг был в прекрасном настроении, а значит, любимые пункты программы — поболтать, подраться, заснуть в обнимку — будут выполнены по плану.

— Рыжий! — крикнул кот, когда тот подошел достаточно близко, чтобы его услышать. — Ты не замечал, что счастливыми нас делают простые вещи?

Рыжий удивленно посмотрел на Пухлю и внимательно исследовал миски, которые выставляла для него старая хозяйка. В одной было утреннее молоко, в другой — немного курицы с рисом. Обе заботливо задвинуты в тень, чтобы еда не испортилась на солнце. Но кот был сыт, поэтому выпил немного молока, а остальное оставил на потом и уселся прямо под Пухлиным подоконником.

— Ты, Пухля, сегодня уснул на какой-то философской книжке, да?

— Как ты узнал? — простодушно удивился тот.

Рыжий усмехнулся в усы.

— По-моему, друг, ты слишком много думаешь. А много думаешь ты потому, что тебе совершенно нечем заняться. Ты бездельник!..

Пухля обиделся и зарычал.

— Сейчас я тебе покажу — бездельник! — Он спрыгнул с подоконника и повалил Рыжего в траву.

— Миау! — заорал от неожиданности бродячий кот.

Источник : http://magazines.russ.ru/

Песня Горлицы

Ветер был сегодня очень хороший — не слишком слабый, но и не чересчур сильный. Лететь было легко и интересно. Горлица очень любила летать — она ощущала себя настоящей птицей, хотя многие путали горлиц с голубями и считали их не слишком приспособленными к полету.

День был жаркий, но ветер чистил и холодил перышки, а в голове было пусто и спокойно — до тех пор, пока что-то там не начало звенеть…

Звенело сначала бережно, тихонечко, где-то на дне полета. Потом поднялось выше, стало громче, обосновалось в кончиках крыльев — в них как будто осторожно подпустили ток. И вот — зазвучало в полную силу, сделалось музыкой, и Горлица поняла, что внутри рождается новая песня.

Ей захотелось спеть новую песню своим друзьям, рыжим котам, и она повернула к дому старой хозяйки. Присела на дерево, пропела песню про себя еще разок, чтобы получше запомнить — мелодия получилась на редкость удачная, светлая, красивая, — и наконец посмотрела вниз, чтобы проверить, на месте ли ее любимая публика.

…Коты спали, обнявшись, и было сложно понять, где чья рыжая лапа, — они казались бело-оранжевым шерстяным клубком на ярко-зеленой траве, полной солнечных бликов и теней.

Горлица долго с нежностью смотрела на них. “Спою, когда проснутся, — подумала она, — не стоит их будить”.


Источник : http://magazines.russ.ru/