Кошки Мира

Привезли мне его полуторамесячного из Выборга после смерти хозяйки, светлой памяти Харитоновой Нины. Было это в тяжелые девяностые, после похорон остались без денег сирота-инвалид и бабушка-пенсионерка. Кошек кормить было нечем, и хозяйка кота-отца привезла в Петербург своего алиментного, а второго мне на доращивание и продажу в пользу осиротевшего подростка. Оба котенка переночевали у своего папки, причем один проспал всю ночь спокойно, а второй без умолку орал. На следующий день крикуна привезли мне. Замолчал он еще в лифте, видимо, что—то понял. В комнате на ковре моя кошка кормила котят. Малыш потоптался, походил вокруг и минут через сорок пристроился к соску. Мои котята были старше, приняли его они хорошо. Через две недели осталось двое: приемыш-рыжик и Лиза, на полтора месяца постарше. Был жаркий полдень, и я отправила котят в прихожую, а в гостиной устроила проветривание, нараспашку открыла балконную дверь. Из прихожей доносился шум — детки играли. Когда вдруг стало тихо, я вышла в прихожую проверить, в чeм дело, и обнаружила одну Лизу. Рыжика не было. Наконец, я обнаружила, что в туалете слышно жалобное мяуканье из стенного шкафа, откуда-то снизу, издалека. Наощупь нашла в углу шкафа в стене трещину, ведущую в вентиляционный ход. Проказник хотел спрятаться от подружки и провалился. Звала его, но жалобный голосок все удалялся и, наконец, смолк. Вызвала МЧС, приехали, разбили унитаз, проломили стену, искалечили стиральную машину. Добросовестно поработав, уехали. На прощание сказали: «Или погиб, или в какой-то квартире внизу».Пробежала я по лестнице с моего девятого до первого этажа. В воскресный день только в четвертом этаже соседи были дома, открыли на мой звонок и сказали, что слышали котенка где-то ниже часа три тому назад. В отчаянии я вернулась домой, поплакала по Рыжику и решила продать Лизу, чтобы отдаь деньги в Выборг. В полночь вернулся домой сын, удивился погрому, выслушал мои объяснения и сел в кухне пить чай. Вдруг он позвал меня — снизу слышалось тихое мяуканье, и оно приближалось. Я стала звать Рыжика, и он вылез ко мне на руки весь в какой-то вязкой жирной массе, позволил себя вымыть. На водные процедуры ушло полфлакона шампуня и три таза воды. Чистый, вытертый махровым полотенцем котик отправился прямиком к своей приемной мамке на кормежку. Любопытно, в каком возрасте человечек, заблудившись, смог бы найти дом?
Из моей статьи в журнале PETS №16.

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ВОЙНЫ

Устав от бесконечных дрязг и косых взглядов, однажды я сказала моим ребятам: «Хватит, напишите каждый, что вы думаете друг о друге. Basta, porca miseria. Может, вам легче станет. И мне тоже. Тем более что жаловаться оба идете ко мне».

Оба вскоре принесли по густо исписанному листу мне на кухню. Томмазина, поджав губы и подобрав хвост, села и стала наблюдать за моей реакцией. А Раттин принялся яростно вылизывать себе грудь, делая вид что ему плевать. В то время как Пачини продолжал сладко спать, а Опиццо искать вход в нирвану, мысленно произнося «Ом-м-м.. ...МЯОм-м-м...» в тишине своего закутка под телефонным столиком.


Томмазина: «Я родилась на лигурийской ривьере, в хорошей семье, где меня, естественно, научили хорошим манерам. А потом меня привезли в Дом. И это был целиком Мой дом, пока в него не прибыли, один за другим, три чужих кота (фу!).

Первый был совершенно черный, тихий и робкий. С ним у меня не было больших проблем: слава богу, он понял кто тут главный. Несмотря на это, я примерно полгода, для острастки, продолжала шипеть и плеваться, когда он проходил мимо. Пока не перестала его замечать.

Так прошел год. А потом мне принесли котенка, совсем дурного и невоспитанного. Еще бы, деревенщина. Из тех кошачьих семей, где тебя учат ловить мышей, и только. Пришлось обучать его всему, хотя и без особых успехов. Что вы хотите от плебея! Он потом начал расти, пока не стал поперек себя шире. Одна радость: меня боялся как огня.

Неприятности начались, когда в Моем доме появился третий. Прямо с тротуара! Сын бродячей кошки! Принесли его однажды утром в воскресенье, полумертвого, нашли на дороге. Я не обратила особого внимания, думала, что не выживет. Ан нет. Выжил и остался в Моем доме, чтобы командовать.

Черный, то есть Тихоня, его проигнорировал, в то время как Толстяк, подлый предатель, принял его с распростертыми объятиями. Забыл, сволочь, все мое воспитание. Пришлось терпеть их поцелуи и лизания, на Моих диванах, на Моих столах, где угодно. Мне назло. Бродяга посмел даже поднять на меня лапу, как на какую-нибудь дворовую кошку.

Так потекли месяцы, мне показалось – вечность. Я, однако, не сдавалась, рассчитывала на фактор времени. И была права. Наступил день, когда Бродяга устал сражаться (глупо бороться против того, кто умнее!). И посмотрите на него теперь: стал жирный как и его закадычный друг, прямо тошно. Храбрость – это вам не мускулы, это вопрос силы характера. Как у меня.

И потом, известно, что коты много дурнее кошек, и с ними легче справиться.

Теперь, однако, у меня много с ними дел. Приходится целый день сидеть в зале на столе, притворяться спящей. Но я не сплю: я всех их вижу – Тихоню, Толстяка и Бродягу, кто чем занимается. И на этом, пожалуйста, хватит. Не пробуйте даже принести в Мой дом еще одного сына бродячей кошки. Это ДОМ ТОММАЗИНЫ, где, я надеюсь, когда-нибудь востржествуют хорошие манеры».


Раттин: «Это точно, моя мама была бродячей. Но она, зато, была, настоящей Синьорой. Не то что эта старая дева и брюзга. И потом, я тоже пару месяцев жил в одном настоящем доме, пока меня не выбросили на дорогу. Это был плохой дом: крик, гам, ссоры. Мать орала, отец ругался, когда меня видел, а пацан для которого меня взяли, издевался надо мной как садист. Пока, в один прекрасный день, отец не отнес меня в одно место, где была столовая для дворовых котов. Еду нам приносила одна синьора. Так началась моя вторая жизнь на тротуаре. Мамы, моей, правда, уже не было на свете. Но жизнь во дворе мне нравилась. Шел куда хотел, с кем хотел. И не требовал звезд с неба. Брюзга и дня не прожила бы на улице, ей бы засветили сразу несмотря на ее «хорошие манеры».

Однажды случилась беда: меня сбил мотоцикл. Я спрятался в кусты, забылся, а когда очнулся, почувствовал в жилах смертельный холод. Приходила мама, зализывала мои раны. Это она с того света приходила. Думал, что помру. По счастью, синьора, та, что приносила нам обед и ужин, меня нашла и принесла к себе в дом. Чего мне только не делали ветеринары: уколы, капельницы, гипс, три операции под общим наркозом. Кошмар.

И все это время Брюзга смотрела на меня косо и плевалась. Я ведь слышал, что она меня обозвала Бродягой, и усы у нее тряслись от отвращения. По счастью, Толстяк, свой парень, тоже имел на нее зуб, и мне говорил: наплюй ты на нее. Тихоня же ничего не говорил, но он вообще не от мира сего. Философ. Буддист. Медитирует целый божий день. «Ом-м-м...».

И я ей задал жару. Как следует. Видели бы вы как она бежала к моей новой маме на кухню жаловаться. А та, увы, имеет к ней слабость, к старухе. И шла ругать меня и Толстяка. Но это неважно. Однажды на выдержал и засветил ей в нос, после того как она меня опять назвала Бродягой. Объяснил ей, что меня зовут Раттин. И что это ничего себе имя, как и полагается коту-симпатяге.

Однако чего с дурными воевать, только нервы переводить? Посоветовались мы с Толстяком и решили прекратить боевые действия. Тем более что дел было и так много: мух ловить, спать, есть, играть. И потом, с балкона можно наблюдать одно Чудовище, что приезжает время от времени и рычит. Я слышал, что его зовут Мусорная Машина. Толстяк как его завидит, бежит прятаться под кровать. А я ему объяснил: дурачок, она же не залезет сюда к нам на четвертый этаж, не укусит тебя. А если что, будет иметь дело со мной.

Брюзга же целый день сидит на столе. Как монумент самой себе. Ну и пусть сидит. А НАМ НАПЛЕВАТЬ».


Прочитала я эту писанину, вздохнула, и поняла, что дело гиблое. Позиционная война. Guerriglia. Так и будут подкусывать друг друга. Лучше накормить обоих и успокоиться самой. Зазвенела крышка банки с сухим кормом, встрепенулись четыре пары ушей. Si mangia, ragazzi. Перемирие. Пока едят.


Olga Samarina - GENOVA

Метаморфозы


Красный диван

Автобус остановился напротив витрины мебельного магазина, и мой взгляд упал на красный диван, стоявший спиной к витринному стеклу. Толстый и шершавый буклированный драп облекал его поверхность. И меня поразила мысль, внезапно пришедшая в голову: как было бы здорово вонзить когти в эту широкую и шершавую диванную спину, и с наслаждением драть ее, драть, драть, разделать на мохры, добраться до деревянной основы, вернуться и драть еще и еще, а потом с сознанием хорошо выполненного дела прыгнуть наверх и заснуть среди мягких подушек. Кто сказал, человек не может быть кошкой и соответственно иметь кошачьи мысли?


Я – это он

Анжеле 80 лет, и она, что называется, бабушка-божий одуванчик с широким спектром культурных интересов. Пишет стихи о природе, посещает «унивеситет» для пенсионеров, и читает ночи напролет. Как-то, придя ко мне в гости, и обозрев моих котов, она присела напротив Опиццо, черного кота с грустным и доверчивым взором. Неизвестно, что произошло в тот момент, когда их взгляды встретились, но, выпрямляясь, Анжела сказала: «Я – это он. И он – это я. Мы две половины одного яблока». С тех пор она начала регулярно звонить мне и спрашивать об Опиццо. И всякий раз, когда тот был в депрессивном расположении духа и переставал есть – что с ним случается нередко – она говорила: «А ты знаешь, и я неважно себя чувствую. Не ем, просто не могу, грустно как-то». Однажды, ранней весной, когда Опиццо простудился, будучи случайно закрыт на балконе на целый час, я позвонила Анжеле, и та сообщила, что больна, простужена.

И можно было не сомневаться, что между Анжелой и Опиццо протянулась таинственная нить.


Мясо на тарелке


В кругу друзей Марчелла, преподаватель математики на пенсии, была известна своей экстравагантностью. Кто-то даже утверждал, что, мол, все математики «сумасшедшие». Не берусь судить это мнение, но то, что Марчелла умеет поразить воображение – это факт. Однажды в разговоре о животных она сказала: «А вот послушайте, что со мной произошло. Мы раз сидели всей семьей за столом, и ко мне на колени прыгнула наша кошка. Посидев с минуту тихо, она начала принюхиваться и лезть на стол, кладя лапы в мою тарелку. Я ей говорила – нельзя на стол, и скидывала ее лапы с тарелки. А она опять и опять. Так продолжалось, пока я вдруг не ощутила себя кошкой, и передо мной было блюдо, на котором лежало мясо, и меня били по лапам и говорили – нельзя! А мне надо было взять это мясо во что бы то ни стало, и меня опять били по лапам. Я думала, что схожу с ума, и перестала что-либо понимать. Очнулась лишь тогда, когда кошка, спрыгнув с моих колен, села напротив и вытаращила на меня свои желтые, шальные глаза. И каждый из нас вернулся в свою телесную оболочку

Olga Samarina - GENOVA

ЧЕТЫРЕ КОРОТКИХ РАССКАЗА

ПРИВЕТ, ДРУГ!


История эта вся заняла не более минуты. Внизу лестницы, по которой я спускалась, сидел незнакомый мне полосатый кот. Обменявшись с ним взглядами, я вмиг поняла, что он-то меня узнал. Коты всегда сходу узнают тех, кто к ним неравнодушен.

- «Есть у тебя что-нибудь пожевать?», - спросил кот ( без особой надежды в голосе).

« Увы», - ответила я на ему на том же языке. Кажется, даже растения умеют читать мысли.

- «Очень жаль», - был ответ кота.

С симпатией посмотрев еще раз друг на друга, мы разошлись, и каждый пошел своей дорогой. Пока, друг.


Голод


Из всего, что я видела в Дезенцано дель Гарда, курортном городке на берегу прекрасного озера, мне более всего запомнилась картина неизвестного художника, что висела на стене старого дома, возле входа в лавку букиниста. Ни разу в жизни я не встречала более тревожных и мрачных картин.

На полотне был изображен задний двор трактира, заполненный баками с отходами. Тусклые зимние цвета слегка оживляло пламя зажженного костра. Вокруг мусорных баков расположилось несколько бездомных кошек, худых и грязных. В глазах их горело дьявольское пламя – это было отчаяние отверженных, обреченных на извечный голод, гонимых – тех, кто живет и умирает на обочине человеческого общества. Вся картина представляла собой единый крик о ГОЛОДЕ.

Ужасное это полотно отталкивало и притягивало, в то время как сердце мое сжималось от жалости к этим бродягам. Великая сила искусства состоит в простоте средств, при помощи которых замысел художника достигает глубины твоей души.

Olga Samarina - GENOVA

ОРСО

Мне удалось поймать его и отнести в кошачий приют лишь когда он совершенно ослеп. Но лишившись глаз, ему оставалось сердце, чтобы продолжать любить этот жестокий мир.

Так началась новая жизнь Орсо – маленького и грациозного черного кота.. Поначалу его поместили в большую клетку – моя подруга, в чьем ведении был приют, опасалась, что он не сможет ориентироваться. Дверцы этой клетки были всегда гостеприимно открыты, и туда начали заходить все кому не лень – Орсо обладал способностью привлекать к себе симпатии. В его «комнате» стали проводиться бесконечные конференции на тему «Лучшая кошачья еда» или « Наши злейшие враги». Встречи эти неизменно заканчивались коллективным сном вповалку.

Помимо множества друзей у Орсо была «невеста», черно-белая кошечка по имени Маскерина. Она оставалась с ним даже тогда, когда все другие уходили восвояси.

Однажды случилась беда – хозяева помещения приказали найти для приюта другое место. После переезда начался длительный период смуты и тревоги. Многие друзья Орсо не смогли преодолеть его и ушли из жизни. Не стало и Маскерины. Орсо размышлял о том, что происходит, пытался понять, почему все реже и реже заходят гости. И где же Маскерина?

А потом он покинул свои клетку и начал блуждать по залу, горько призывая Маскерину и натыкаясь на мебель Его темный и горестный силуэт виднелся то там, то здесь. Иногда он прыгал ко мне на плечи, обнимая меня лапами. Это была любовь в ее высшем выражении. Животные нередко и щедро дарят ее нам. Не все, увы, ее заслуживают..

Голос одинокого Орсо раздирал душу.. Но поиски его были напрасны: время бесконечных конференций прошло, как проходит все в этом непостоянном мире. Клетка Орсо, теперь пустая, была унесена на чердак. А сам он начал худеть и потерял интерес к тому, что происходит вокруг. От этой болезни не было лекарств. Нам оставалось лишь с болью наблюдать за тем, как гасло это маленькое пламя.

На следующий день после его смерти я пришла, чтобы помочь с уборкой в приюте. Многие из гостей этого дома, завидев меня, радостно бросились мне навстречу. Как и всегда, дом был полон. Но в сердце моем была пустыня.



ДИМКА И РЫЖИК


Возвращаясь памятью в далекое ростовское детство, ясно вижу двух своих друзей, что ждали моего выхода во двор. Димка и Рыжик – так звали подвальных котов, что обожали детей и выходили на свет на наш зов. Сколько уроков ходьбы по тротуару вынужден был терпеть Димка! Ходьбы на двух ногах, потому что я тащила его за передние лапы. И сколько раз мы одевали Рыжика на манер театрального актера, в разнообразные одежды !

Где они брали терпение, чтоб выносить проявления нашей любви? Не помню ни укусов, ни царапин...

Прошли годы, и в моей памяти истерлись многие лица и воспоминания. Но вы по-прежнему со мной, Димка и Рыжик. И я благодарна вам за то, что вы научили меня любить кошек.

Olga Samarina - GENOVA

Марианна Гончарова

Кот водоплавающий, который хмыкал



Какая странная, на чужой взгляд, наша семья. Мы просто восхитительные дураки, чем очень гордимся. И все это знают. А зачем иначе все как один волокут к нам всяких животных, брошенных или лишних, или найденных где-то? По миру о нас пошла такая слава, что теперь животные даже без помощи человека находят к нам дорогу. Приходят, прилетают, приползают и рвутся прямо в дом, даже не здороваясь, уверенно полагая, что именно здесь они найдут приют, еду и хорошего собеседника. И мы от них никогда не отворачиваемся. Дело в том, что наш папа всегда мечтал иметь коня. Иногда он, глядя на коня в журнале на фотографии или по телевизору в мультике про трёх богатырей, или пропустив рюмочку-другую в тёплой компании, вдруг вздыхал тяжко и говорил: "Как я мечтаю иметь коня… Вот был бы у меня ко-о-онь, ох, тогда бы я…". И поскольку коня нам держать абсолютно негде, мы, пытаясь компенсировать нашему папе отсутствие коня, забиваем дом всяким симпатичным зверьём, чтоб хоть как-то скрасить его кручину богатырскую.
Однажды пограничники с соседней заставы поздно вечером привезли двухнедельного щенка-сиротку. Мы по очереди вставали к нему ночью, а я так вообще спала свесив голову вниз, чтобы Чак - мы его так назвали, - который устроился на коврике рядом с моей кроватью, мог меня видеть в любое время и не чувствовал себя брошенным и одиноким.
Потом дочка Лина в кулачке принесла слепого котёнка, завёрнутого в лист лопуха, – вот это была морока. Кормили его молоком из пипетки аптечной, выхаживали младенчика, ждали, когда глазки откроет. И сколько радости было, когда однажды утром дети заорали – прозрел! прозрел! Чак помогал в воспитании котёнка активно, грел его по ночам, кот так и спал всю свою жизнь у Чака на животе, зарываясь в длинную шерсть. То есть кошка. Лайма. Котят приносила два раза в год. А если везло, в урожайные годы, даже четыре или пять. И всех Лайминых детей приходилось пристраивать в хорошие руки, попутно прослеживая их судьбу и отнимая у тех, кто плохо с ними обращался.
Даня, сын мой, как-то всю зиму воспитывал двух жуков – Шварценеггера-отца и Шварценеггера-джуниора. Они от изумления и постоянного тепла даже не уснули, не говоря о летальном исходе, очень резво возились в своём аквариуме, что-то жизнерадостно закапывая и припрятывая, словом, вели здоровый, совсем не зимний образ жизни и к весне дали потомство, потому что Даня – его надо знать – заботился о них, как о последних жуках, существующих на планете. А в мае выпустил всё, что получилось. Потом, когда у деда на даче личинки каких-то жуков погрызли всю клубнику, сирень и луковицы тюльпанов, Даня очень сожалел о том, что пригрел этот вредительский вид на своей щуплой подростковой груди. И тогда он, чтобы утешить нас и дедушку, принёс домой семью белых крыс – мистера и миссис Грызли, которых выселили из дома его одноклассницы за изобретательность и шкодливость. Как я уговаривала Даню отнести их туда, где взял, – нет, там их уже назад категорически не брали, мотивируя отказ сомнительным "взял так взял". И тогда переполнилась моя чаша терпения, я заявила: "Или я, или эти Грызли с из голыми хвостами!" И вышла на улицу с зонтиком. Потому что шёл дождь. Так я и стояла немым укором перед нашими окнами. А из окна на меня со слезами на глазах смотрел мой сын, нежно прижимая к сердцу крысиную парочку. Потом он, конечно, спустился ко мне во двор и признался, что не может сделать выбор, кто ему дороже, я или крысы. Мол, я без него ещё смогу протянуть – хоть в тоске и печали, но просуществовать смогу, а вот крысы – точно погибнут. Потому что он за них в ответе. А крысы в это время нежно теребили своими розовыми, абсолютно человечьими ручками воротник Даниной рубашки, с укором на меня поглядывая хитрыми бесстыжими глазками. Так они и остались у нас жить, и жили долго и счастливо. А умерли, между прочим, в один день. Потому что переели – не надо было у попугаев корм воровать и заедать его редкими цветами из вазонов – как будто их не кормили. Мы, конечно, очень себя винили. Недоглядели. И тосковали – крысы оказались обаятельные и умные. Только вот дома у нас каждый день была невероятная суета: Чак очень не любил мистера и миссис Грызли, кошка, наоборот, их любила и заодно любила наших попугаев, причём любовь эта носила чисто гастрономический характер. Крысы, в свою очередь, норовили съесть всё, начиная с обоев на стенах, Даниного пластилина и заканчивая яркими хвостами попугаев. Попугаи же обожали прогуливаться по полу, кланяясь и вальсируя, провоцируя тем самым охотничьи инстинкты и кошки, и собаки, и семейства Грызли. А в целях самообороны больно щипались и клевали. Иногда могли попасть и в глаз. И когда нам надо было уйти из дому, мы сначала отлавливали, а потом распихивали всю эту братию по разным комнатам, углам и клеткам. Чтоб они друг на друга не охотились и не ели что ни попадя.
Да, можно тут и о больной хомячке с травмированной психикой – в одной семье воем пылесоса её довели. Её принесли, потому что у нас место тихое, а у хомячки невроз, и мы при ней говорили шёпотом. При громких звуках она начинала пищать и бегать туда-сюда как заведённая. И кусаться больно. Ещё рыбка у нас жила, потом оказалось, что она плотоядная и до двух метров вырастает, мы её в зоопарк отвезли, потому что она нашу кошку покусала. Ну, кошка в аквариум полезла. Потом мы долго ей лапку лечили. Даже уколы антибиотиков пришлось делать.
О тех, кто просто приходит к дому, чтобы мы их покормили, я не говорю. Собаки, коты, красавица-ящерица, два ёжика. А совсем недавно щенок у нас поселился, подобранный дочерью. Щенок породы "щенок-из-под-кустов", крохотный и лизучий. Назвали его Молодёжь.
Ну вот. И не мудрено, что позвонил нам в августе знакомый. Говорит, возьмите кота на воспитание. Хороший, ладный кот. Укомплектованный – шёрстка блестящая, хвост опять же и лапы. Четыре штуки. Есть урчальник. Встроенный. И два букета усов. Форматный такой кот, практически тигр. Живёт на озере. Поезжайте, познакомьтесь, а то зиму он там не переживёт. Дети взвыли:
– Ма-а-а-мочка! Не переживё-о-о-от!
Конечно, мы поехали на это озеро.
Как только подъехали, чёрный огромный толстый кот с громким мявом и воем бросился к нам навстречу. Как будто устал ждать. И вот наконец дождался.
Ох и подозрительный был этот кот с невероятными повадками и способностью есть много и всё. Он лихо вскарабкался по джинсам и свитеру прямо мне на плечо и замурлыкал. Шёрстка у кота оказалась чистой, промытой, блестящей, потом мы поняли почему. И вот, доверившись нам полностью, он продемонстрировал свой главный аттракцион – разогнался, завис на мгновенье над водой, с шумом плюхнулся в озеро и поплыл, высокомерно задрав к небу свои мушкетёрские усы. Поплавал, пошлёпал лапами по воде, подцепил рыбку, поволок её к берегу и аккуратно уложил у моих ног – получите! – положил и сел рядом, прищурив яркие зелёные глаза и не переставая урчать. Под наши удивлённые и восхищённые возгласы прыгнул в воду опять, поплавал медленно, изящно, плавно раздвигая воду лапами, явно наслаждаясь, вылез на берег и присел на ярко-зелёной траве, тщательно отряхивая каждую лапку по очереди и вылизываясь. Он картинно пригладил усы, прогнулся тугим блестящим тельцем и радостно замурлыкал, щурясь на заходящее солнце. Кот предлагал дружить. Мы ему очень понравились. И он из кожи вон лез, чтобы понравиться нам. Но что-то в нём, в этом коте, было не так: как-то легко он нас переигрывал. И вроде морда у него такая добрая, не свирепая совсем, и намерения самые гостеприимные – ластился, мурлыкал, рыбой угостил, но смотрел он на нас несколько свысока и с лёгким презрением. Собственно, выбора у нас не было. Кот всё решил за нас. Он спокойно забрался в машину, улёгся привольно и, тщательно умывшись, терпеливо переждал наши бесполезные препирания с детьми.
Вот так мы и повезли его домой.
– Давайте назовём его каким-нибудь гордым армянским именем, – предложил сын Даня.
– Каким? – подхватила дискуссию дочь Лина.
Заметьте, учитывая странность нашей семьи, – никто не спросил ПОЧЕМУ армянским, а не именем какой-нибудь другой гордой нации. Нет.
– Каким же? – Лина нетерпеливо.
– Давайте назовём его Гамлет.
Кот встрепенулся и перелез к Дане на колени. Гамлет так Гамлет. Теперь у кота было гордое армянское имя.
– Надо будет познакомить его с правилами нашей семьи, – важно заметил папа из-за руля.
Ещё бы! Конечно, познакомим. У нас ведь в семье одно правило – никаких правил. Главное – не обижать ближнего своего и делиться всякой радостью.
Как бы не так! Любезность и ласковость кота будто водой смыло. Оказалось, что смысл жизни его и наш смысл жизни, то есть детей, собаки Чака, попугаев, щенка Молодёжи, паука Еремея – короче, всей нашей семьи, не совпали. Мы все жили, потому что жизнь – игра и праздник. Гамлет жил для того, чтобы есть, спать и копить. Если он не ел, то спал, а если не ел и не спал, значит, занимался накопительством. Время от времени наши с ним пути в доме пересекались – то в прихожей, то на кухне. Кот, не обращая на меня никакого внимания, по обыкновению озабоченно и деловито, как громадный лохматый муравей, волок что-то в зубах и прятал к себе в корзину под матрасик, на котором спал: кость, стянутую из миски Чака, мячик щенка Молодёжи, старую соску-пустышку. А наш Даня клялся, что однажды видел, как кот тащил к себе в угол ёршик для мытья посуды и мои тунисские браслеты ручной работы, таинственно исчезнувшие из шкатулки. С одной стороны это было даже удобно: теперь все пропажи в доме (у нас вечно что-нибудь терялось: ключи, носки, зажигалки, карандаши) можно было свалить на кота. С другой стороны, мы опасались, что кот окажет плохое влияние на остальных членов семьи и научит плохому. При этом заглянуть под матрасик не было никакой возможности – Гамлет отчаянно защищал наворованное добро. И мы все из-за неуёмного любопытства ходили с поцарапанными руками, а собаки со шрамами на носах. А кот бродил по дому, как сторож по территории кондитерской фабрики, по-хозяйски поглядывая, где что плохо лежит, чтоб стянуть это и положить, чтоб лежало хорошо.
Спал Гамлет тяжело, как смертельно уставший пожилой комбайнёр в разгар страды. Вздыхал. Стонал. Бормотал свои кошачьи непристойности, сетуя на превратности. Рычал. Ворочался. А иногда и хихикал.
Была у Гамлета страсть, о которой надо сказать особо – лежать на телевизоре. Вот там уж он включал свой урчальник во всю мощь. В остальное же время ходил с неприступным угрюмым видом. Ласкаться не лез, считал это лишним. И что нас потрясало в нём больше всего – он хмыкал. Вот развалится на телевизоре, бьёт хвостом по экрану, прямо Брюсу Виллису по голове, и водит за тобой глазами, подперев голову лапой, наблюдает исподтишка, прищурившись. А потом встречается с тобой взглядом – и как хмыкнет скептически, вот так: - Хмык! – покачивая головой. Мы все замираем в испуге, а он голову отвернёт – мол, а что я, я ничего. Мы к этому хмыканью никак привыкнуть не могли. Или слышим вдруг над миской с едой – Хмык! – и тогда я бегу бегом, посмотреть. А он понюхает и, если не свежая рыба, есть не станет, хмыкнет опять и отойдёт лениво с мордой насупленной. Просто не знали что и думать. И как ему угодить. Собаки раздражались на его хмыканье – рявкали, подвывали жалостливо, нам жалуясь, скулили, а кот на них свысока: - Хмык! И собаки: - А-а-а-ах! Во-о-от! Опя-а-а-ять хмыкает!!! Хмыкает!!!
Хмыкал он и в ванной. Учитывая его уникальные способности, каждый день мы наливали ему полную ванну воды, но если вода была недостаточно холодной или недостаточно тёплой, кот презрительно хмыкал. Мы купили специальный градусник для купания младенцев, но никак не могли понять, какая именно вода устраивает Гамлета. Он хмыкал и хмыкал. Плавал с неохотой – разгуляться ему в ванной было негде, рыба в ванной тоже не водилась. Тем более он нервничал из-за того, что корзина его с матрасиком оказывалась вне поля зрения. Иногда он мог что-то заподозрить и мокрый сигал из ванны, нёсся на кухню с ворчливой бранью, чтобы удостовериться в целости своего добра, нажитого нечестным путём.
Так мы и сосуществовали. Гамлет жил сам по себе, никогда не участвовал в наших общих семейных играх, трапезах и прогулках, и у него были какие-то свои виды на будущее. Дети даже предлагали его к родителям моим переселить, подальше от собак и всяческих соблазнов. Тем более что у родителей всё на своих местах всегда лежит и воровать коту будет сложно. И пока мы вели переговоры по передаче кота на новое место жительства, выпал снег. И кот вдруг исчез. Никто его не выпускал, да и он особо не рвался из дому, а тут вдруг пропал. Мы запаниковали. Опросили всех домашних, соседей во дворе. Никто кота не видел. Вместе с Гамлетом, как оказалось, исчезло всё добро из-под его матрасика. И – что самое фантастическое! – исчез также большой пакет витаминизированного корма для собак, папирус с изображением египетской священной чёрной кошки, старинная фарфоровая чашка нашего дедушки с пальмами и надписью "Дорогому Борису от Риммы Фаенгольд, а также и мои родители", замороженная курица, книга Сабанеева "Жизнь пресноводных рыб" и звук у телевизора.
На следующий день утром мы поехали на озеро. Долго искать не пришлось. На свежем снегу отпечатались следы кошачьих лапок, от заброшенной времянки, где летом жил сторож, они вели к воде. Оттуда, почти с середины озера, было слышно фырканье и шлёпанье – кот ловил рыбу. Завидев нас, он не вышел на берег, а только презрительно хмыкнул.

Художник Гетель Бейзе

Автор Дениженко Светлана Владимировна

Мурка
Мурка была не из тех кошек, которые гуляют сами по себе. Конечно, она тоже была своевольной, но очень любила свою маленькую хозяюшку. Настолько сильно, что порой ходила за ней по пятам только затем, чтобы забраться на колени, устроиться поудобнее, и запеть любимую песенку.
Осенью девочка пошла в школу и стала меньше времени проводить дома. Это очень расстраивало кошку. Она поняла, что ее песенки мало кому нравятся в доме, вернее, может, они и нравятся, да только слушать их некому. Мальчишки - непоседы, им только погонять бы во дворе и в футбол поиграть, а маме с бабушкой не до того - много дел в доме.
Послоняется Мурка по дому, пойдет в сарай мышей половить - все развлечение. А потом сядет на завалинку и хозяйку ждет. Часами может так сидеть. Только увидит свою девочку на другом конце улицы, вмиг спрыгнет с завалинки и бегом навстречу. Хвост полосатый поднимет высоко. Его, как трубу у парохода, издалека видно. Подбежит и прыг на руки, лизнет в нос хозяйку и замурчит свою песенку.
- Мурка, милая! - обнимет девочка свою любимицу, - Соскучилась? Много сегодня мышей наловила?
А Мурка знай себе, песенки поет. Радуется, что не гонят ее и за ушком чешут.
Вечером девочка за уроки сядет, откроет книжки, тетрадки. Мурка тут, как тут.
- Что, тоже заниматься будешь? - спросит бабушка.
- Только тебя здесь не хватает, - улыбнется мама.
- Только смотри, Мурка, не мешай! Прогоню! - пригрозит девочка.
А она и не мешает. Подойдет, книги понюхает и сядет на стол, напротив хозяюшки. Девочка в тетради буквы и цифры пишет, а кошка внимательно следит за ней: "Интересно, как это из палочки такие закорючки выходят?" Иногда лапой карандаш потрогает и на место сядет, а то и правда прогонят, а тут столько всего интересного. И захотелось Мурке узнать, куда это ее девочка каждый день ходит.
Портфель собран с вечера, вот только не закрытым остался, кошка залезла внутрь и притаилась: "Вдруг не заметят".
Утром девочка очень удивилась, не обнаружив кошки, затем быстро позавтракала, застегнула портфель и выбежала на улицу. Догнала соседских детей, которые тоже спешили в школу. В школе было, как всегда, очень шумно. Девочка приготовилась к урокам, и тут прозвенел звонок. В класс вошла учительница, и начался урок.
Дети учились правильно писать буквы, слова, предложения. И среди тишины и рабочего пыхтения, вдруг послышался посторонний шум.
Учительница вместе с детьми затаила дыхание, чтобы понять, что происходит и откуда идет этот звук. И вдруг все стали поворачивать голову в одну сторону, все смотрели на девочку, портфель которой шевелился и странно пищал.
- Что у тебя там? - спросила учительница.
- Н...не... не знаю, - робко ответила девочка, которая действительно не понимала, что происходит.
- У нее там приведение!- послышалось предположение одного из учеников, и класс дружно захихикал.
- Тихо! - скомандовала учительница, и все замолкли.
- Давай посмотрим вместе. Открой портфель, - предложила она девочке.
Наконец, прыгающий портфель был открыт, и оттуда испуганно высунулась Мурка.
Класс снова рассмеялся.
- Мурка, как ты сюда попала? - удивилась хозяйка. А та, только жалобно мяукнула и попыталась лизнуть хозяйку в нос.
Учительница поняла, что произошло недоразумение, улыбнулась и, чтобы сохранить рабочий настрой в классе, сказала:
- К нам на урок сегодня в гости пожаловала кошка, давайте покажем нашей гостье, чему мы успели научиться. Ведите себя, пожалуйста, как воспитанные люди, продолжим наш урок.
- Как зовут эту красавицу? - обратилась она к девочке.
- Мурка.
- Замечательно. Саша Павлов пойдет к доске и напишет предложение: "Кошка Мурка ловит в амбаре мышей".
Урок прошел интересно и необычно. Мурка сидела на столе и внимательно осматривала класс. Дети украдкой оглядывались на непрошенную гостью. Но она сидела очень тихо и никому не мешала. А после урока все желающие подошли, чтобы рассмотреть смелую кошку поближе.
- А ты ее специально принесла? - допрашивали дети девочку.
- Да я даже не знаю, как она там оказалась. Наверное, с вечера залезла, - отвечала она одноклассникам.
Мурка провела в школе целый день, и ей там очень понравилось. Не понравился только шум во время перемен. Зато на уроках было очень тихо и интересно. Особенно то, как на доске появлялись линии из маленького камушка, а потом исчезали с помощью мокрой тряпки.
После уроков учительница попросила детей не приносить животных в школу. Она похвалила Мурку за то, что та оказалась очень спокойной и послушной. И еще раз всех предупредила, что на первый раз прощает, но того, кто ее не послушает, и принесет еще кого-нибудь, ожидает кабинет директора и вызов родителей в школу.
Школьный день закончился, и девочка вместе с Муркой отправилась домой.
Во дворе ее встретили бабушка и мама. Они были очень огорчены.
- Бабушка, что случилось?
- Да, вот, кошку целый день найти не можем, думаем, что пропала.
- А это вы видели? - и девочка открыла свой портфель, откуда выглянула немного уставшая, но довольная собой Мурка.
За ужином все разговоры были только о кошке. А виновница событий забралась на колени к своей хозяйке и крепко заснула, даже забыв спеть на прощание свою любимую песенку. Устала, а снились ей дети и строгая, но справедливая учительница.
С тех пор девочка стала внимательно проверять свой портфель, и Мурке больше ни разу не удалось проскользнуть в школу. Да она сильно и не печалилась. Все-таки так трудно высидеть все уроки и ни разу не запеть песенку. А встречать хозяйку из школы гораздо приятнее, чем сидеть в душном портфеле.

У Дениженко Светланы много еще произведений

Классно

Мудрый кот

Автор Медведева Екатерина.

ДЕВУШКА С БЕЛОЙ КОШКОЙ


Страх смерти хуже,
чем сама смерть.
Д. Бруно


Живет на земле одна девушка. Она краше всех земных красавиц, но никто её не любит. Кожа её бела, как ночной туман. Длинные волосы пахнут ландышами. Голос нежный и тихий, как шелест листвы в парке летней ночью. А глаза... глаза у этой девушки такие, что каждый видит в них свою жизнь. У этих глаз нет дна. Они прозрачные, как вода маленьких ручейков, и голубые, как небо после грозы. Но никто не хочет заглянуть в эти прекрасные глаза, ибо имя девушки - Смерть.
Эта девушка живет на самой высокой горе в белом замке. Там нет людей, зато очень много белых голубей и всюду цветут душистые фиалки. Туда редко заглядывает солнце. Там немного прохладно, зато тихо и очень спокойно.
У Смерти есть пушистая белая кошка с огромными глазами. Посмотрит Смерть в глаза кошке и узнает, кому пришло время умирать. Хорошим людям, честно прожившим свою жизнь, и тем, кого гибель подстерегает за углом, Смерть посылает своих белых голубей. Прилетит такой голубок к человеку, сядет ему на сердце, помашет крыльями - и умирающий видит то, чего не видят другие, - чудесный сад с белыми цветами, с плющом, обвивающим деревья, с высокой травой, которая покачивается на ветру и прячет все тропинки. Человек вздохнет мучительно, сделает усилие над собой, чтобы попасть в этот прекрасный сад, - и его душа, освободившись, улетит туда.
Но не всем Смерть дарит такой конец. Есть на свете люди, которые за свою жизнь причинили много зла другим, о которых никто слова доброго не скажет. Такие люди не замечают белых голубей. К ним Смерть приходит сама, но в ином обличье.
Пауки со всего замка собирают сотканные сети из паутины, набрасывают их на свою хозяйку, и тотчас юная девушка превращается в сморщенную старуху с ужасным лицом. Она выворачивает наизнанку свой плащ, сшитый из белоснежных лепестков роз, и, накинув на поседевшую голову капюшон, переносится к постели умирающего.
Вот и сейчас Смерть в виде страшной старухи сидит у изголовья старого ростовщика. На коленях у нее белая кошка, и в её глазах мелькают люди: плачущая девочка; женщина в нищенской одежде на пепелище; маленькие брат и сестра с голодными умоляющими глазами; могила их отца; старушка, отдающая самое дорогое - медальон с портретом умершей дочери... Много, много тех, кому ростовщик не захотел помочь, кого обрек на голодную смерть.
Старик отворачивается, кричит, зовет слуг, но слуги не видят Смерть, они видят пустой стул и старого больного человека, которого трясет от страха.
- Совесть его наконец проснулась, - тихо говорит один слуга другому.
- Смотри мне в глаза! - велит Смерть. Он не хочет, но невольно вглядывается в бездонные глаза Смерти и видит в них и свою дочь, которую не пустил на порог после того, как сгорел её дом; и маленькую нищую девочку, постучавшуюся к нему морозной февральской ночью. Она просилась погреться у камина, но старик пожалел тепла и огня. Видит он и соседских детей, близнецов, девочку и мальчика. Их отец долго сидел без работы и умер, а детей выгнала из дома злая мачеха. Старик мог дать им немного денег, мог пристроить несчастных сирот, но не сделал этого. Он видит всех...
В маленькой комнате становится все темнее, все ближе тьма придвигается к постели ростовщика. Смерть не сводит с него своих ужасных, теперь горящих дьявольским огнем, глаз.
- Ты прожил никчемную жизнь, - говорит она. - Ты не сделал ни одного доброго дела, не вызвал ни одной улыбки, зато, - и в её глазах целое кладбище, - сгубил так много хороших людей...
- Смотри же, что ждет тебя! - и старик, покрываясь холодным потом, видит черное болото. В нем копошатся змеи, воняет гнилой травой. Птицы не летают над этим гиблым местом, там ни одной живой души, только пузырьки выскакивают на поверхности мутной черной воды. Только пузырьки там, где, как кажется старику, только что был он. Ему видится, будто его засасывает трясина, ноги запутались, и все глубже и глубже он проваливается. Он взмахивает руками, делает последний вздох - и умирает.
Жмурится белая кошка. Не хочет больше показывать свои глаза. Понимает Смерть, что где-то неизлечимо болен ребенок. Но ничего не поделаешь - нельзя менять ход времени, и нельзя идти против веления судьбы.
Снова выворачивает Смерть свой плащ, и вновь она - девушка в белом платье, с бусами-росинками, нанизанными на дождевую струю.
Большой дом. Ночь, а в нем ни одного темного окна, и сад шумит, и в озере волнуется вода - не до сна теперь. Одна дочка у хозяина дома, ненаглядная шалунья, всеобщая любимица, добрая веселая малютка с ангельски-синими глазами. Ещё вчера она распевала в саду песенки, обрывала на клумбах розовые пушистые астры, кидала камешки в озеро, пускала солнечных зайчиков из маминого зеркальца.
Но разбилось зеркальце, погрустнели все цветы в саду - девочка заболела. Больше не поет она песен, не смеется. Словно тень накрыла большой дом. Не спасают от холода натопленные печи, а от жары - распахнутые окна. То в жар, то в холод кидает бедняжку злая Лихорадка. Вот она, сидит на беленьком одеяльце, вся черная, грязная, в изорванных лохмотьях, и неудержимо хохочет, глядя на пылающие щечки бедного ребенка. Лихорадка - радуется горю, лиху, самой злой болезнью зовут её.
Но вот в комнате появилась девушка в белом, и сразу запахло ландышами, и испугалась, убежала прочь Лихорадка. Спал жар, девочка открыла блестящие глаза.
Сразу все столпились над её кроваткой. Снова прижав к лицу насквозь промокший от слез платок, мать девочки с надеждой спрашивает доктора, что теперь делать, и выживет ли её малютка. Доктор просит всех выйти. Он садится возле девочки, трогает горячий лобик, мерит температуру, щупает пульс. Он не видит, что с другой стороны сидит голубоглазая Смерть, не понимает, куда так пристально смотрит больная девочка.
А это Смерть улыбается ей, и малютка улыбается в ответ. Теперь девочке не страшно - ушла та ужасная, черная ведьма, а вместо нее сидит девушка с улыбкой, так похожей на улыбку мамы.
- Не бойся, маленькая, - ласково говорит Смерть. - Посмотри, какие подарки я тебе приготовила!
И девочка, от восторга широко раскрыв глаза, видит все тот же чудесный сад. К толстой ветке старой груши привязаны белые качели, увитые гирляндами из маргариток. На качелях сидит кукла в пышном, как у невесты, наряде с блёстками и короной; а груша низко наклоняет свои ветви, чтобы можно было сорвать спелый плод. Рядом с качелями - озеро, почти такое же, как в саду у девочки, только в этом озере цветут большие водяные лилии, и у самого берега плавают два белых лебедя. Можно подойти к воде и покормить лебедей, а потом покачаться на качелях и поиграть с куклой. Вдруг кукла моргает ресницами и оживает! Она тянет к девочке свои фарфоровые ручки, зовет её поиграть.
Девочка протянула к кукле руки - и перенеслась в чудесный сад. Доктор испуганно схватился за пульс, но пульса не было. Девочка лежала в своей белой кроватке, похожая на большую фарфоровую куклу, и счастливо улыбалась.
Смерть поспешила улететь. Она не хотела видеть, как растерянный доктор выйдет из детской, низко опустив голову, как дико закричит мать, а отец, скрывая слёзы, уйдет в ночной сад, нарвет розовых астр и спрячет в них лицо.
Тяжело, когда умирают дети. Смерть не была бесчувственной. Ей было жаль не столько детей, сколько их родителей. Малышам хорошо в чудесном саду, а вот матери проведут ещё много бессонных ночей у пустых кроваток. Тоска, злая Тоска, будет долго подкидывать им невидимые черные розы, от которых хочется плакать и сердце сжимается от боли. И Память, которая любит бередить старые раны, через год заставит отца этой девочки пойти гулять в сад и приведет его к мячику, забытому когда-то дочкой. И отец целый вечер просидит там, сжимая в руке маленький розовый мячик, не в силах сдержать слезы.
Кошка нетерпеливо дергает за рукав свою хозяйку. У Смерти много работы, ей не позволено отвлекаться, а она сейчас собирает белые ночные фиалки. Они так сладко пахнут, так успокаивают усталое сердце.
В глазах у кошки - бедная каморка. На столике догорает свеча, а на узкой кровати в бреду мечется поэт. Совсем ещё мальчик, бледный, измученный первой несчастной любовью. Любовь - сестра Смерти. Любимая сестра - красивая, как первый подснежник, кроткая и ласковая, как солнечные лучи, но в то же время страстная, как огонь, от которого начинается пожар, неистовая, она снежной бурей врывается в ничего не подозревающее сердце, охватывает его ледяной коркой и начинает медленно таять, коля острыми льдинками и причиняя такую желанную, такую сладкую боль.
Сестры встречаются у окна. Им нет нужды разговаривать 6 Смерть смотрит в ясные глаза Любви и видит весенний парк, свечи каштанов, молодую травку с желтыми шляпками одуванчиков. Поэт, коленопреклоненный, целует руку красивой девушке с букетиком незабудок на голубом корсаже. Потом - тихая лунная ночь, свидание у старой березы в том же парке. Поцелуи и нежный шепот, они вдвоем, их охраняет улыбающаяся луна, только им подмигивают звезды и поют соловьи. А потом - внезапно - как неожиданный порыв ветра сбрасывает вазу со стола - она говорит поэту, что любви не было. Бросает ему в лицо его стихи и уходит, унося с собой радость жизни.
Улетает Любовь, оставляя лишь тонкий аромат незабудок. Смерть тихо садится возле поэта, прикасается к горячему лбу своей холодной белой рукой. Он открывает глаза и видит девушку неземной красоты. Она осыпает его пахучими белыми фиалками, нежно целует его горячие руки, баюкает тихой песенкой.
Поэт помнит, смутно помнит, что в его жизни было горе, голубое, как незабудки, но это горе уплывает все дальше, как облачко на небе, и поэт засыпает. Он видит во сне чудесный сад. Этот сад не имеет конца, можно целый день бродить в высокой траве, и она не сомнется под ногами. А когда наступит теплая ночь и раскроются ночные цветы, а к ним прилетят красавицы ночные бабочки, можно будет лечь спать прямо в траву, мягкую, как ковер, и белые звезды неслышно откатятся в сторону, чтобы своим светом не нагонять тревожных снов. Какая-нибудь маленькая ночная птичка сядет неподалеку на куст орешника или малины и станет петь всю ночь напролет. А утром пойдет дождь, и вместе с блестящими каплями воды станут падать душистые белые фиалки, которых не найти ни в одном земном саду. После дождя выглянет солнышко, к нему потянутся и сверкающие мокрые цветы, и набрякшие ветви деревьев, и влажная трава.
Поэт улыбнулся во сне. Он ушел в чудесный сад, чтобы уже никогда не вернуться. Смерть задула свечу на его столике и улетела. Здесь она больше не нужна.
Злые шутки - любимое занятие судьбы. Смерть ещё раз убедилась в этом, увидав в глазах белой кошки светлую от множества свечей девичью спальню, брошенное на плетеное кресло голубое платье с засохшими незабудками и под кисейным пологом, на мягких подушках милую головку той, о ком грезил поэт.
Девушка лежала неподвижно, только пальцы судорожно сжимали маленький портрет. На столике лежало письмо к родителям, на пушистом ковре у кровати валялся пустой флакончик с капелькой ядовитой желтой жидкости.
Смерть грустно улыбнулась. Почему же эта красивая девушка, такая надменная в тот день, теперь смиренно ожидает смерти? Кошка с готовностью взглянула на хозяйку. В её глазах Смерть увидела богатого жениха с драгоценными подарками, родителей, уговаривающих девушку забыть поэта и подумать о своем будущем. Она сказала поэту, что не любила, потому что не хотела, чтобы он страдал в разлуке. Пусть лучше возненавидит её! Но он не смог - слишком велика была любовь.
Смерть дотронулась до сухих незабудок, и они ожили, заголубели. Девушка увидела Смерть, но та не дала ей ничего спросить и бросила ей на грудь незабудки, сказала:
- Посмотри в мои глаза.
Там, в чудесном саду, по некошеному ромашковому полю бродил одинокий поэт. Жаворонки положили ему на голову незабудковый веночек, и он вспомнил свое горе.
- Где же ты? - воскликнул он, вспомнив свою возлюбленную.
- Я здесь! - она бежала к нему по полю, крепко прижав к груди незабудки.
- Я не забыл тебя, - нежно сказал ей поэт.
- И я не забыла тебя, - ответила она.
У этой пары получился какой-никакой счастливый конец, подумала Смерть. В жизни они не смогли удержать счастье, зато обрели его в чудесном саду. А сколько одиноких сердец бродит сейчас по кладбищам, орошая горькими слезами могилы своих возлюбленных. Судьба любит разлучать с любимыми людьми, а с нелюбимыми порой заставляет прожить всю жизнь.
И снова кошкины глаза послали Смерть в маленький домик на окраине города. Она уже дважды была там. В первый раз унесла жизнь старика, во второй - забрала в чудесный сад маленького мальчика. Теперь - Смерть это чувствовала - кто-то в этом домике хочет идти наперекор Судьбе.
В открытом окне колыхались белые занавески, стояли горшки с большими красными и белыми розами. Слышалась музыка - красивая женщина играла на рояле. На обеденном столе, покрытом бордовой скатертью с бахромой, стоял стакан с вином. В вине была отрава, и женщина решила для себя - она доиграет свою любимую сонату и, осушив стакан, уйдет из опостылевшей жизни. Шесть лет назад она, невеста-бесприданница, стала женой пожилого банкира. Он - ужасно скупой, мелочный человек - упрекал её каждым новым платьем, каждой игрушкой для их маленького сына. Он жалел денег на большой дом - и они жили в домишке на окраине, там, где кончаются фонари и начинаются плохие дороги. Жили вчетвером - муж, жена, сынок и старый дедушка, отец женщины, которого она очень любила и не захотела оставить после замужества.
Увы, её отец умер. Не выдержало старое сердце, не смог старик молча слушать, как на его дочь каждый день сыплются упреки. Однажды он вступился за нее, и зять так накричал на старика, что тому стало плохо, и вскоре белый голубок махнул крылом перед его глазами.
А год назад женщина потеряла самое дорогое ей существо - сына. Он играл на дороге, и его сбила проезжавшая мимо карета. Мальчик совсем не мучался - он увидел только, что на него летят черные кони, и что сверху, с неба, к нему спускается белая девушка, пахнущая ландышами, и за ней он увидел чудесный сад. Мальчик взял девушку за руку и улетел вместе с ней. Он не слышал, как безутешно рыдала его бедная мать, сочувственно переговаривались соседи и случайные прохожие, видевшие несчастный случай. К его счастью, он не знал, что сказал его отец - а он всего лишь в очередной раз упрекнул жену, обвинил её в том, что она плохо смотрела за сыном.
Целый год женщина, ещё такая молодая и красивая, носит траур. Она не смеется, её не радуют ни солнце, ни первая листва весной, ни розы, благоухающие на окнах, - ведь её мальчик не увидит всего этого. Женщина не знает, что сыну её хорошо и весело в чудесном саду. Она помнит только его холодные ручки и закрытые глаза, помнит маленький черный гробик и белые цветы, брошенные на могилку. Она часто приходит туда, где он теперь. Плачет, вспоминает, каким славным мальчиком он был, жалеет, что мало целовала его, мало говорила ласковых слов, не успела отдать всю свою любовь.
А муж словно не замечает её горя. Он сказал, что ей не стоит зря плакать, не уберегла сына - сама виновата, но жизнь с его гибелью не кончилась, будут ещё дети, и за ними он сам станет приглядывать, уж с ним они не попадут под карету.
Наконец, у женщины кончились слезы. Она давно поняла, что без сына её жизнь не имеет смысла, и решилась покончить с собой. Вот льются последние звуки сонаты. Сейчас все будет кончено...
Но Судьба не позволяет обвести себя вокруг пальца. Раз уж Смерть в дороге, пусть будет так, но все равно Судьба смешает все карты.
Неожиданно вернулся домой муж. Упрекнул жену, что она бездельничает вместо того, чтобы сделать какую-нибудь работу по дому. Он не любил музыку, зато любил вино, и прежде, чем жена успела сказать хоть слово, он выпил отраву. "Это моё! - вскрикнула жена. - Не пей!", а он рассердился и крикнул, что всё здесь принадлежит ему. И вдруг в дверях он увидел безобразную старуху, и страх сдавил ему горло, остановил дыхание.
Усталая Смерть вернулась в свои владения. Она прилегла среди сильно пахнущих фиалок и уснула коротким сном. На плаще из лепестков устроилась белая кошка. Она не спешит будить хозяйку - пусть Смерть отдохнет, а на земле кто-то проживет лишний, Судьбой подаренный день.

КОРОЛЕВСКАЯ АНАЛОСТАНКА


ЖИЗНЬ ПЕРВАЯ


1

- Мя-я-со! Мя-я-со! - пронзительно разносилось по Скримперскому
переулку.
Все кошки околотка сбегались на этот призыв. А собаки отворачивались с
презрительным равнодушием.
- Мя-я-со! Мя-я-со! - раздавалось все громче и громче.
Наконец появился грязный, всклокоченный человек с тачкой. Со всех
сторон к нему спешили кошки. Через каждые пятьдесят шагов, как только
кошек собиралось достаточно, тачка останавливалась. Человек доставал из
ящика вертел, унизанный кусочками сильно пахнущей вареной печенки. Длинной
палкой он поочередно спихивал эти кусочки с вертела. Каждая кошка хватала
по куску, прижав уши, и, метнув злобный взгляд, с урчаньем бросалась
прочь, чтобы насладиться добычей в надежном убежище.
- Мя-я-со! Мя-я-со!
Все новые и новые пенсионерки прибывали за своими порциями. Все они
были хорошо известны продавцу печенки. Вот Тигровая - Касильоне, вот
Черная - Джонса, вот Черепаховая - Пралицкого, вот Белая, принадлежащая
мадам Дантон. Там вон крадется Ангорская - Бленкинсгофа. А тот, что залез
на тачку, старый Оранжевый Билли - кот Сойера, наглый плут, хозяин его
очень плохо платит. Каждого надо помнить. Вот бежит кошка, хозяин которой
аккуратно вносит свои десять центов в неделю. Зато вот та, другая,
ненадежна. А вот кот Джона Уаши: этот получает кусочек поменьше, потому
что Джон задерживает платеж. Разукрашенный ошейником и бантами крысолов
трактирщика получает добавочную порцию в награду за щедрость хозяина. Не
менее счастлива и кошка сборщика податей, хотя сборщик не дает, а требует
деньги. Вот доверчиво прибегает черная кошечка с белым носиком, но - увы!
- ее беспощадно отталкивают. Бедняжка не понимает, что случилось. Она
получала печенку в течение долгих месяцев. Почему такая жестокая перемена?
Но продавец печенки хорошо знает, в чем дело: ее хозяйка перестала ему
платить. У него нет никаких книг, он руководствуется только памятью, и
память его никогда не обманывает.
Кошки, не числившиеся, так сказать, в списках аристократии, дожидались
на почтительном расстоянии, надеясь на счастливую случайность. В числе
этих прихлебателей находилась одна серая жительница трущоб, бездомная
кошка, пробавлявшаяся чем бог послал, тощая и грязная. Одним глазом она
следила за тачкой, а другим поглядывала, не подстерегает ли ее собака.
Десятки кошек удалились, получив свою долю печенки, а у нее все еще не
было никакой надежды на завтрак. Но вот большой кот, такой же бездомный,
как и она, напал на одну из пенсионерок, чтобы отнять у нее добычу. Жертва
выронила мясо, готовясь к обороне. Пока они дрались, серая трущобница
схватила кусок и была такова.
Она проскользнула в боковую калитку, перескочила через заднюю стену,
затем уселась, проглотила кусок печенки, облизнулась и, блаженствуя,
отправилась окольными путями к свалке, где на дне старого ящика от
бисквитов дожидалось ее семейство. Вдруг она услышала жалобное мяуканье.
Она помчалась к своим детенышам и увидела большого черного кота,
преспокойно пожиравшего ее котят. Кот был вдвое больше ее, но она
набросилась на него с такой яростью, что он, застигнутый на месте
преступления, повернулся и бросился бежать. Из котят уцелел всего один -
маленький серый котенок, похожий на мать, но с черными полосками на спинке
и белыми отметинами на носу, ушах и кончике хвоста.
Первые дни мать горевала безмерно. Но потом горе ее утихло, и вся
любовь и забота сосредоточились на оставшемся в живых малыше. Черный кот,
пожирая котят, конечно, не собирался сделать доброе дело, а между тем он
оказался невольным благодетелем и матери и ее детеныша: легче выкормить
одного котенка, чем многих. Ежедневные поиски пищи продолжались. Продавец
печенки редко приносил ей счастье, но в мусорных ящиках всегда бывала
картофельная шелуха, которой можно было заглушить голод.
Однажды ночью мать-кошка почуяла чудесный запах. Он доносился с реки.
Этот запах привел кошку в док, а оттуда - на набережную. Услыхав внезапное
рычанье, она поняла, что путь к бегству отрезан ее давнишним врагом,
собакой с верфи. Выбора не было: она перескочила на судно, с которого
доносился чудесный рыбный запах. Собака осталась на берегу, и когда утром
рыбачье судно отправилось в плавание, кошка поневоле отчалила на нем, и
больше ее никто никогда не видел.


2

Напрасно дожидался матери трущобный котенок. Утро пришло и прошло.
Котенок сильно проголодался. Перед вечером он пустился в поиски за пищей.
Он вылез из ящика и стал ползать по мусорным кучам, обнюхивая все, что
казалось съедобным, но не находил ничего. Наконец он достиг деревянных
ступенек, спускавшихся в подвальную лавку продавца птиц, Японца Мали.
Дверь была приоткрыта. Котенок вступил в целый мир едких и странных
запахов. Он увидел множество заключенных в клетки живых существ.
На ящике в углу сидел негр. Негр заметил маленького незнакомца и стал с
любопытством следить за ним. Котенок миновал несколько клеток с кроликами,
не обратившими на него внимания. Но вот он подошел к клетке с широкой
решеткой, в которой сидела лисица. Знатная дама с пушистым хвостом
находилась в самом дальнем углу клетки. Она приникла к земле. Глаза ее
загорелись. Котенок приблизился, принюхиваясь, к решетке, просунул голову
внутрь, еще раз понюхал, затем двинулся к миске с едой - и в тот же миг
был схвачен караулившей его лисицей. Послышалось испуганное "мяу!", и
сразу кончилась бы кошачья жизнь, если бы не вмешался негр. Оружия у него
не было, войти в клетку он не мог, но он запустил в морду лисицы такой
решительный плевок, что та мгновенно выронила котенка и забилась в угол,
мигая глазами от страха.
Негр вытащил котенка из клетки. Сотрясение ошеломило его. Малютка был
невредим, но словно одурманен. Он, шатаясь, сделал несколько шагов и стал
понемножку приходить в себя. Несколько минут спустя он мурлыкал на коленях
у негра. Тут в лавку вернулся продавец птиц, Японец Мали. Японец Мали
родился вовсе не в Японии, а в лондонском предместье. Но у него на месте
глаз были такие крошечные прорезы, косо расставленные на плоском круглом
лице, что настоящее его имя было забыто, и все называли его Японцем. Он не
был жесток к птицам и животным, которыми торговал. Он только соблюдал свою
выгоду и знал, что ему нужно. Ему не был нужен трущобный котенок. Негр
накормил малыша всласть, затем отнес его в отдаленный квартал и покинул
там на дворе железного склада.


3

Одного обильного обеда вполне достаточно на два-три дня. Наевшийся
котенок был очень оживлен и весел. Он обрыскал груды мусора, любопытно
поглядывал на висевшие за окнами далекие клетки с канарейками, заглянул
через забор, увидел большую собаку, потихоньку спустился обратно, разыскал
защищенное местечко на самом припеке и проспал там целый час.
Его разбудило легкое фырканье. Перед ним стоял большой черный кот со
сверкающими зелеными глазами. На одной щеке его белел рубец, и левое ухо
было прорвано. Глядел он совсем неприветливо. Уши его шевелились, хвост
подергивался, и в горле раздавалось глухое клокотанье. Котенок простодушно
пошел к нему навстречу. Он не узнал губителя своих братьев. Черный кот
потерся мордой о тумбу, затем медленно, спокойно повернулся и исчез.
Последнее, что котенок увидал, был кончик его хвоста, подергивавшийся
вправо и влево. И малыш никогда не узнал, что был так же близок к смерти,
как в ту минуту, когда отважился войти в клетку лисицы.
Вечером котенок почувствовал голод. Он внимательно изучил длинный
невидимый и разнородный поток воздуха, именуемый ветром. Выбрав наиболее
интересное из его течений, он побрел ему навстречу, повинуясь указаниям
носа. В углу двора оказался ящик с мусором, в котором ему удалось
разыскать немного пищи. Поев, он напился из кадки с водой, стоявшей под
краном. Всю ночь он старательно изучал двор. Следующий день, как и
предыдущий, он провел в сладком сне на солнышке.
Так шло время.
Иногда он находил в мусорном ящике целый обед, иногда ничего не
находил. Однажды он застал там большого черного кота, но осторожно
удалился, прежде чем тот успел его заметить. Кадка с водой почти всегда
стояла на своем месте, а когда ее уносили, на камне под краном оставались
мутные лужицы. Но мусорный ящик был чрезвычайно ненадежен. Однажды он на
целых три дня оставил котенка без еды. Малыш пошарил вдоль забора и,
отыскав небольшое отверстие, вылез на улицу. Не успел он как следует
оглядеться, как вдруг что-то ринулось, зашумело: на него налетела с
размаху большая собака. Котенок едва успел проскочить обратно на двор
сквозь дыру в заборе. Он был страшно голоден. К счастью, он нашел немного
картофельной шелухи, слегка заглушившей его мучения. Утром он не лег
спать, а снова отправился на промысел.
Во дворе щебетали воробьи. Они и прежде бывали здесь, но теперь котенок
глядел на них другими глазами. Неотступное чувство голода пробудило в нем
хищнические инстинкты. Теперь эти воробьи были добычей, были пищей.
Котенок припал к земле и стал подкрадываться к воробьям. Много раз он
повторял попытку, но безуспешно: воробьи были проворнее его и всегда
улетали вовремя. Наконец он понял, что хотя воробьи - пища, но пища
недосягаемая.
На пятый день этого незадачливого житья трущобный котенок снова
отправился на улицу, надеясь чего-нибудь поесть. Когда он отошел на
порядочное расстояние от щели в заборе, несколько маленьких мальчиков
принялись обстреливать его кирпичами. Он пустился бежать. К погоне
присоединилась собака. Положение беглеца становилось безнадежным. Но вдруг
он увидел железную решетку перед фасадом дома и укрылся за нею, еле успев
увернуться от собаки. В окне наверху показалась женщина, прикрикнувшая на
собаку. Она бросила бедняжке обрезок мяса, и котенок полакомился, как
никогда еще в жизни. Затем он забился под навес, просидел там до тех пор,
пока наступившая ночь не принесла с собой покоя, и тогда, словно тень,
проскользнул обратно в свой двор.
Такая жизнь длилась два месяца. Котенок вырос, возмужал и хорошо изучил
опасности. Он познакомился с Даун-стрит, где каждое утро появлялись ряды
мусорных ящиков. Для него большой дом был складом мусорных ящиков, всегда
полных лучшими рыбными отбросами. Он вскоре познакомился также с продавцом
печенки и примкнул к робкой стае кошек, за которых никто не платил.
Пришлось ему встретиться и с собакой с верфи и с другими страшными псами.
Он узнал, как они злы, и научился их избегать.
Вскоре, к своему счастью, он изобрел новый промысел. Многие кошки
топтались в напрасной надежде вокруг заманчивых бидонов с молоком, которые
оставляет по утрам на порогах и подоконниках молочник. Счастливая
случайность однажды натолкнула нашего котенка на бидон со сломанной
крышкой. Это научило его поднимать и целые крышки и напиваться всласть.
Откупорить бутылку он, разумеется, не мог, но ему немало попадалось
бидонов с плохо прилегающей крышкой. Наш котенок усердно разыскивал такие
бидоны. Мало-помалу он изучил весь свой квартал. Проникая все дальше, он
наконец снова очутился среди бочонков и ящиков заднего двора, за лавкой
продавца птиц.
Двор железного склада всегда оставался для него чужим, но тут в нем
сразу проснулось чувство собственности, и он отнесся с негодованием к
появлению другого котенка. С угрожающим видом он двинулся к пришельцу.
Дело уже дошло до фырканья и урчанья, когда выплеснутое из верхнего окна
ведро воды залило обоих и основательно охладило их пыл. Они бросились в
разные стороны: незнакомец - через стену, а трущобный котенок - под тот
самый ящик, в котором он родился. Эти задворки были необычайно милы его
сердцу, и он вновь обосновался здесь на жительство. В этом дворе пищи было
так же мало, как в прежнем, и вовсе не было воды, но зато его посещали
вкуснейшие мыши. Благодаря этим мышам наш котенок скоро нашел себе друга.


4

К этому времени котенок превратился уже в большую, красивую кошку,
пятнистую, словно тигр. Ее бледно-серую шкурку украшали черные полосы, а
четыре белых пятна на носу, хвосте и ушах придавали ей чрезвычайно изящный
вид. Несмотря на то что она отлично умела отыскивать пищу, ей иной раз
приходилось голодать по нескольку дней, и тогда она снова безуспешно
принималась охотиться за воробьями. Она была совсем одинока.
Однажды в августе, когда киска нежилась на солнце, она увидела большого
черного кота, который шел прямо к ней. Она тотчас узнала его по рваному
уху, попятилась к своему ящику и спряталась в нем. Черный осторожно
двигался вперед, легко перепрыгнул со стены на сарай в конце двора и стал
переправляться через его крышу, как вдруг перед ним вырос желтый кот.
Черный уставился на него с рычаньем, желтый отвечал тем же. Хвосты их
злобно извивались. Крепкие глотки рычали и урчали. Они приблизились друг к
другу с прижатыми к затылку ушами, с напряженными мускулами.
- Яу-яу-уау! - сказал черный.
- Уау-у-у! - прозвучал в ответ здоровенный бас.
- Я-уау-уау-уау! - сказал черный, придвигаясь на четверть дюйма ближе.
- Яу-у-у! - ответил желтый. Выпрямившись во весь рост, он с необычайным
достоинством сделал шаг вперед. - Яу-у! - И он ступил еще раз, хлеща себя
по бокам хвостом.
- Я-уау-яу-у! - взвизгнул черный, повышая тон, и отступил на осьмушку
дюйма перед широкой непреклонной грудью противника.
Вокруг открывались окна, слышались людские голоса, но кошачья ссора не
прерывалась.
- Яу-яу-у! - загремел желтый, понижая голос по мерз того, как голос
черного повышался. - Яу! - И он шагнул вперед.
Теперь между их носами было каких-нибудь три дюйма. Они стояли боком,
оба готовые вцепиться друг в друга, но дожидаясь, чтобы начал враг. Минуты
три они молча пожирали друг друга глазами, неподвижные, как изваяния;
шевелились только кончики их хвостов.
Затем желтый начал снова:
- Я-у-у! - низким басом.
- Я-а-а-а! - завизжал черный, стараясь вселить ужас своим воплем, но в
то же время отступая на одну шестнадцатую дюйма.
Желтый ступил вперед на полдюйма. Теперь усы их смешались. Еще шаг - и
носы их чуть не столкнулись.
- Я-у-у! - злобно прорычал желтый.
- Я-а-а-а-а! - взвизгнул черный, отступая на тридцать вторую часть
дюйма.
Желтый воин ринулся вперед и вцепился в него.
О, как они кувыркались, кусались и царапались! Как они кусали, таскали
и мяли друг друга! Особенно отличался желтый.
Кубарем, через голову, иногда один сверху, иногда другой, но чаще
желтый, они катились все дальше и дальше, пока не свалились с крыши под
радостные крики зрителей, толпившихся у окон. Даже во время падения они
продолжали мять и царапать друг друга. Особенно больно царапался желтый.
Когда они коснулись земли, верхним оказался желтый. И когда они наконец
расстались, каждому досталось вдоволь и в особенности черному. Он
взобрался на стену и, ворча, истекая кровью, исчез, в то время как от окна
к окну передавалась весть, что наконец-то Оранжевый Билли как следует
отдул Черного Нига.
Либо желтый кот был очень искусный сыщик, либо трущобная киска не
слишком усердно пряталась, но он нашел ее среди ящиков, и она не пыталась
бежать. Ничто так не покоряет женское сердце, как победа на поле боя.
Желтый кот и киска вскоре подружились. Не то чтобы они делили жизнь и пищу
- это не в обычае у кошек, - они только признавали друг за другом особые
приятельские права.


5

Сентябрь прошел. Наступили короткие октябрьские дни, когда в старом
ящике из-под бисквитов произошло важное событие. Если бы сюда явился
Оранжевый Билли, он увидел бы пятерых котят, свернувшихся в объятиях своей
матери, маленькой трущобной кошечки. Настало и для нее счастливое время.
Она испытывала величайший восторг, она облизывала их с нежностью,
удивившей бы ее самое, если бы она только была способна рассуждать.
В ее безрадостную жизнь вошла радость, но прибавилось также и забот.
Теперь все ее силы уходили на поиски пищи. Заботы увеличивались по мере
того, как росли котята. Через шесть недель они начали вылезать из ящика и
лазили всюду каждый день, как только мать уходила на промысел.
В трущобном мире хорошо известно, что беда идет тучей, а счастье -
полосой. Киска пережила три схватки с собаками и получила несколько
кирпичей от негра - слуги Японца Мали. Затем произошел перелом. На
следующее же утро она нашла молочный бидон без крышки, успешно ограбила
одного из пенсионеров тачки и отыскала большую рыбью голову - все это в
каких-нибудь два часа. Возвращаясь домой с тем чувством безмятежного
покоя, какое может дать один только полный желудок, она увидела у себя на
дворе маленькое коричневое существо. Киска вспомнила прежние свои охоты.
Она убила и съела не одну мышь на своем веку и решила, что этот коричневый
зверь, вероятно, крупная мышь с коротким хвостом и большими ушами.
Она подкрадывалась к нему с ненужной осторожностью. Маленький кролик
только выпрямился и, казалось, потешался над нею. Он и не пытался бежать,
и кошка без труда схватила его.
Так как ей не очень хотелось есть, она отнесла его к ящику и бросила на
кучу котят. Ему не очень было больно. Он скоро оправился от страха и,
видя, что не может выбраться из ящика, пристроился к котятам. Когда же они
начали ужинать, он без колебаний присоединился к ним. Кошка опешила.
Охотничий инстинкт одержал было верх над всем остальным, но она была сыта,
и это спасло кролика. В нашей киске проснулся материнский инстинкт, и она
стала кормить кролика своим молоком.
Кролик сделался членом семьи и стал пользоваться уходом и пищей наравне
с котятами.
Прошло две недели. Котята весело резвились среди ящиков в отсутствие
матери, кролик же не мог выбраться наружу. Увидав котят на заднем дворе,
Японец Мали приказал своему негру перестрелять их, что тот и проделал в
одно прекрасное утро, вооружившись двадцатидвухдюймовой винтовкой. Он
застрелил одного за другим всех котят. Вдруг на стене показалась взрослая
кошка с крысой в зубах. Он готовился застрелить также и ее, но вид крысы
изменил его намерение: кошка-крысолов достойна жить.
Эта крыса оказалась первой, когда-либо пойманной нашей киской, но она
спасла ей жизнь. Кошка пробралась через кучи хлама к ящику, но, к ее
удивлению, ни один из котят не явился на зов. А кролик отказывался есть
крысу. Она стала кормить его молоком, продолжая время от времени звать
своих котят. Негр подкрался к ящику и, заглянув в него, увидел, к
величайшему изумлению, что в нем находятся кошка, живой кролик и мертвая
крыса.
Мать-кошка пригнула назад уши и зарычала. Негр удалился, но минуту
спустя на ящик опустилась доска, а ящик вместе с его обитателями, живыми и
мертвыми, был препровожден в птичий подвал.
- Смотри-ка, хозяин, вот где кролик, который пропал! А ты-то думал, что
я его украл!
Кошку с кроликом поместили в большую железную клетку и в течение
нескольких дней выставляли как образец счастливого семейства.
Кролик вскоре захворал и умер. А кошка ни на минуту не чувствовала себя
счастливой в клетке. Нужды нет, что ей вдоволь давали пить и есть. Она
тосковала в неволе и, весьма вероятно, добилась бы скоро свободы или
смерти. Но, к своему несчастью, во время четырехдневного заключения в
клетке она так хорошо отмыла свою шкурку и шерсть ее оказалась такого
необычайного цвета, что Японец решил оставить ее у себя.



ЖИЗНЬ ВТОРАЯ


6

Японец Мали был самый плутоватый из сынов лондонского предместья,
когда-либо торговавших дешевыми канарейками в подвальном этаже. Он был
очень беден, и негр жил с ним потому только, что уроженец Лондона
соглашался делить с ним стол и кровать и вообще считал его равным себе, в
то время как американцы обращаются с неграми, словно с собаками.
Японец считал себя честным человеком, хотя всем было известно, что
зарабатывал он укрывательством краденых собак и кошек. С полдюжины
канареек служили просто-напросто ширмой. Однако Японец не унывал. Он
по-своему был не лишен честолюбия и любил, чтобы его считали знатоком
своего дела. Однажды он даже отважился представить кошку на великосветскую
выставку общества Никербокер, руководясь тремя довольно-таки смутными
целями: во-первых, для удовлетворения своего самолюбия; во-вторых, ради
дарового входа на выставку; а в-третьих, "надо, знаете ли, присматриваться
к дорогим кошкам, если уж занимаешься кошачьим делом". Но выставка была
великосветская, и жалкая ангорская полукровка была отвергнута с
негодованием.
Единственными интересными для Японца газетными столбцами были те, где
помещались объявления о пропаже и находке собак и кошек. Однажды он
вырезал и сохранил заметку "о продаже кошек на мех". Этот клочок бумаги
был пришпилен к стене лавчонки, и он заставил Японца приняться за жестокий
опыт над трущобной кошкой. Прежде всего он вымазал ее грязную шкуру особым
снадобьем для уничтожения, насекомых. Затем основательно вымыл ее в теплой
воде с мылом, невзирая на вопли, когти и зубы. Киска была в ярости. Но
когда она стала подсыхать, шерсть ее распушилась, сделалась необыкновенно
чистой и мягкой. Японец и его помощник были очень довольны своим опытом.
Впрочем, это было только начало: самый опыт еще предстоял впереди. "Для
улучшения меха успешнейшим средством является обилие маслянистой пищи и
постоянное пребывание на холодном воздухе" - гласила газетная заметка.
Зима была уже на носу, и Японец Мали выставил клетку киски во двор,
защитив ее только от дождя и ветра. Он принялся кормить ее сколько влезет
жмыхами и рыбьими головами.
Через неделю уже наступила заметная перемена. Кошка с каждым днем
становилась сытее и пушистее; ей нечего было делать, как только набираться
жиру и ухаживать за своей шерстью. Клетка содержалась в чистоте, и так как
природа, откликаясь на холодную погоду и маслянистую пищу, делала кошачью
шубку с каждым днем все пышнее и блестящее, к половине зимы трущобная
киска превратилась в кошку редкостной красоты, с чудесной, пушистой
шерстью, разрисованной прекрасными полосами. Японец был очень доволен
результатом опыта и возмечтал о небывалой славе. Почему бы не послать
киску на приближающуюся выставку? Но после прошлогодней неудачи он стал
осторожнее.
- Видишь ли, Сэмми, - сказал он негру, - предлагать ее как бродячую
кошку не годится. Но мы умаслим Никербокеров. Прежде всего необходимо
хорошее имя. Ты понимаешь сам, что здесь нужно что-нибудь "королевское", -
ничем так не проймешь Никербокеров, как чем-либо "королевским". Что ты
скажешь, например, о Королевском Дике или Королевском Сэме? Однако постой,
это все мужские имена. Скажи-ка, Сэмми, как звали тот остров, где ты
родился?
- Остров Аналостан был моей родиной, сэр.
- Здорово! Королевская Аналостанка, черт возьми! Единственная
Королевская Аналостанка с аттестатом на всей выставке. Умора, да и только!
И оба захохотали во все горло.
- Придется только заготовить аттестат.
И друзья принялись за сочинение подробной поддельной родословной.
Однажды в сумерки, украсившись взятым напрокат цилиндром, Сэм вручил
кошку и ее аттестат распорядителям выставки. Ведение переговоров
предоставлено было негру. Он был когда-то цирюльником на Шестой авеню и
умел держаться гораздо солиднее и важнее, чем Мали. Это и было, вероятно,
одной из причин, почему Королевская Аналостанка встретила почтительный
прием на кошачьей выставке.
Японец очень чванился тем, что его кошка попала на выставку. В нем жило
благоговение лондонского лавочника перед высшим обществом. И когда в день
открытия он подошел к входу, у него дух занялся при виде целого моря
экипажей и цилиндров. Привратник зорко взглянул на него, но, увидев билет,
пропустил, вероятно, приняв его за конюха какого-нибудь важного барина,
выставившего кошку. В зале перед длинными рядами клеток лежали бархатные
ковры. Японец осторожно крался вдоль стен и, поглядывая на кошек разных
пород, отмечая голубые и красные бантики, выискивал свою кошку, но не смел
спросить о ней и трепетал в душе при мысли, что подумает это пышное
великосветское сборище, если узнает, какую он сыграл с ними шутку.
Он видел много премированных животных, но никак не мог найти свою
трущобную кошку. Он пробирался сквозь толпу, но киски все не было видно.
Японец решил, что произошла ошибка: вероятно, судьи в конце концов
отказались ее принять. Нужды нет: он получил свой входной билет и знает
теперь, кому принадлежат ценные персидские и ангорские кошки.
Посреди центрального зала помещались первоклассные кошки. Вокруг них
собралась целая толпа. Вдоль зала были протянуты веревки, и два
полицейских следили за тем, чтобы толпа не задерживалась на месте. Японец
пробрался в самую давку. Он был слишком мал ростом, чтобы заглянуть через
плечи, и хотя расфранченная публика сторонилась его отрепьев, он все же
никак не мог протиснуться к средней клетке. Однако он понял из замечаний
окружающих, что здесь находится самый гвоздь выставки.
- Ну, не красавица ли? - сказала высокого роста женщина.
- Что за изящество! - был ответ.
- Это ленивое выражение глаз создано веками утонченной жизни.
- Приятно бы иметь у себя это великолепное создание!
- Сколько достоинства! Сколько спокойствия!
- Говорят, ее родословная доходит чуть ли не до фараонов.
И бедный, грязный маленький Японец подивился собственной смелости.
Неужели ему действительно удалось втиснуть свою трущобницу в такое
общество.
- Виноват, сударыня! - Показался директор выставки, пробиравшийся
сквозь толпу. - Здесь находится художник "Спортивной газеты", которому
заказано сделать набросок с "жемчужины выставки" для немедленного
опубликования. Могу ли я попросить вас немножко посторониться? Вот так,
благодарю вас.
- О, господин директор, не можете ли вы уговорить продать это
великолепное существо?
- Гм, не знаю, - был ответ. - Насколько мне известно, хозяин - человек
с большими средствами, и к нему приступиться трудно. А впрочем, попробую,
сударыня, попробую. Как мне сказал его дворецкий, он насилу согласился
выставить свое сокровище... Послушайте-ка, куда вы лезете? - заворчал
директор на обтрепанного человека, нетерпеливо оттеснившего художника от
аристократического животного.
Но обтрепанный человек хотел во что бы то ни стало узнать, где водятся
породистые кошки. Он мельком взглянул на клетку и прочел ярлык, гласивший,
что "голубая лента и золотая медаль выставки общества Никербокер выданы
чистокровной, снабженной аттестатом Королевской Аналостанке, вывезенной и
выставленной известным любителем Я.Мали, эсквайром. (Не продается)".
Японец перевел дух и снова взглянул. Да, сомнений нет: там, высоко, на
бархатной подушке, в золоченой клетке, под охраной четырех полицейских,
красуясь бледно-серой с ярко-черными полосами шубкой, чуть-чуть прижмурив
голубоватые глаза, лежала его трущобная киска. Ей было очень скучно. Она
не ценила поднятого вокруг нее шума.


7

Японец Мали целыми часами простаивал около клетки, упиваясь своей
славой. За всю свою жизнь впервые он так прославился. Такая слава ему
никогда даже не снилась. Однако он понял, что будет разумнее держаться в
тени и предоставить ведение дела своему "дворецкому".
Всем своим успехом выставка была обязана трущобной киске. С каждым днем
цена кошки росла в глазах ее владельца. Он не имел понятия о тех ценах,
какие иной раз выручаются за кошек, и думал, что содрал целое состояние,
когда его "дворецкий" дал директору разрешение продать Аналостанку за сто
долларов.
Вот каким образом случилось, что трущобница переселилась с выставки в
роскошный дом на Пятой авеню. Она сразу выказала необъяснимую дикость.
Однако ее нелюбовь к ласкам была истолкована как аристократическое
отвращение к фамильярности. Бегство от комнатной собачки на середину
обеденного стола объяснялось прирожденным стремлением избежать
оскверняющего прикосновения. Покушения на домашнюю канарейку объяснялись
жестокостью, которая царит на ее родном Востоке. Ее барские ухватки при
открывании бидона с молоком снискали ей всеобщее восхищение. Нежелание
спать в подбитой шелком корзине и частые столкновения с оконными стеклами
доказывали только, что корзинка недостаточно нарядна, а зеркальные стекла
недостаточно прозрачны. Частые, но неудачные попытки поймать воробья,
порхавшего в огороженном высокой стеной саду, служили лишним
доказательством непрактичности королевского воспитания, а посещения
мусорного ящика - только простительным чудачеством высокорожденной особы.
Киску угощали и ласкали, однако она не была счастлива. Киска тосковала
по родине. Она теребила голубую ленту на шее, пока не избавилась от нее;
билась в оконные стекла, потому что они казались ей дорогой на улицу;
избегала людей и собак, потому что люди и собаки были ее старыми врагами.
Она подолгу сидела у окна, с тоской разглядывая крыши и задние дворы. Как
бы ей хотелось снова вернуться к ним!
Но за ней строго следили, никогда не выпускали во двор. Тем не менее в
один мартовский вечер Королевская Аналостанка улучила минутку, когда
мусорные ящики выставлялись во двор, выскользнула за дверь и была такова.
Нечего и говорить о происшедшем переполохе. Но киска не знала и знать
не хотела о нем. Она думала только о том, как бы поскорее добраться домой.
После многих незначительных приключений она очутилась возле
Грамерси-Грэндж-Хилла. Что же было потом? Домой она не попала, а, с другой
стороны, лишилась верного куска хлеба. Голод уже давал себя знать, но,
несмотря на все, она испытывала странную радость.
Некоторое время она прождала, притаившись в палисаднике одного дома.
Поднялся резкий восточный ветер и принес ей дружескую весть. Люди назвали
бы эту весть скверным запахом с набережной, но для нашей кошки это была
желанная весточка из дому. Она побежала рысью вдоль длинной улицы, по
направлению к востоку, держась вблизи домовых решеток, изредка замирая на
месте, как изваяние, и наконец достигла набережной и воды. Но место
оказалось ей незнакомым. Можно было повернуть и на юг и на север. Что-то
заставило ее повернуть к югу, и, лавируя между собаками, повозками и
кошками, извилинами бухты и прямыми решетками, она очутилась часа через
два среди привычных запахов. Солнце еще не встало, когда она проползла,
усталая и охромевшая, сквозь ту же старую щель на задворки птичьей лавки -
в тот самый ящик, в котором родилась. О, если бы семейство с Пятой авеню
могло увидеть ее в обстановке ее "родного Востока"!
Отдохнув как следует, она подошла к ступеням птичьего подвала,
разыскивая пищу. Дверь отворилась, и на пороге появился негр. Он крикнул
птичьему торговцу:
- Слышь-ка, хозяин, поди сюда! Королевская Аналостанка вернулась домой.
Когда Японец вышел на порог, кошка перескакивала через крышу. Оба
принялись звать громкими и в то же время умильными, заискивающими
голосами: "Кис-кис! Бедная киска! Иди сюда, киска!" Но киске они не
нравились, и она отправилась в прежние свои дебри.
Королевская Аналостанка оказалась для Японца настоящим кладом. На
полученные за нее сто долларов он купил немало новых пленников и всяких
нужных вещей. Поимка "ее величества" казалась ему поэтому чрезвычайно
важным делом. Пустили в ход протухшую говядину и прочие неотразимые
приманки, и в конце концов киска, измученная голодом, подкралась к большой
рыбьей голове, положенной в ящик с ловушкой. Негр дернул веревку, крышка
захлопнулась, и минуту спустя Королевская Аналостанка снова была водворена
среди пленников подвала. Между тем Японец погрузился в газетные
объявления. Вот оно: "5 долларов награды" и т.д. В тот же вечер
"дворецкий" мистера Мали явился в отель на Пятой авеню с пропавшей кошкой.
- Поклон от мистера Мали, сэр. Королевская Аналостанка возвратилась к
своему прежнему владельцу, сэр. Мистер Мали очень рад вернуть вам
Королевскую Аналостанку, сэр.
Разумеется, не могло быть и речи о вознаграждении мистера Мали, но
"дворецкий" дал понять, что охотно примет обещанную награду "на чай".
Надзор за киской после этого усилился. Но вместо того чтобы
разочароваться в прежней голодной жизни и радоваться уютному углу, она
становилась все более дикой и раздражительной.


8

Весна трудилась изо всех сил, насколько это только возможно в
Нью-Йорке. Грязные воробьи дрались и барахтались под водосточными трубами.
Коты вопили по ночам на крышах, а семейство с Пятой авеню подумывало о
переезде на дачу. Уложили вещи, заперли дом и отправились в деревню, взяв
с собой киску в корзине.
- Как раз то, что ей нужно: перемена воздуха и обстановки отвлечет ее
от разлуки с прежними хозяевами, и она будет счастлива.
Корзину поставили в дорожный ящик за каретой. В нее проникали
мимолетные звуки и запахи и сразу же исчезали. Карета переменила
направление. Затем послышался топот многих ног, корзина снова закачалась.
Короткая остановка, новая перемена направления, щелканье, хлопанье,
продолжительный и резкий свист, звонки, грохот, шипенье, неприятный запах,
отвратительный запах, ужасный, ненавистный, удушливый запах, убийственный,
ядовитый смрад. Грохот заглушил вопли бедняжки - она задыхалась от
недостатка воздуха. И вдруг снова явился свет, явился воздух. Затем
человеческий голос прокричал: "Вынуть багаж!" Для киски это был,
разумеется, только бессмысленный человеческий рев.
Грохот замер.
Немного погодя тряска возобновилась. Снова множество звуков и
колыханий, но без ядовитого смрада. Она услышала глухое мычанье коров. Вот
приятный речной запах. Опять толчки, крики, скрипы, остановки, щелканье,
хлопанье, вонь, прыжки, потряхиванья. Затем новые запахи, еще толчки -
большие толчки, малые толчки, - газ, дым, визг, звон, дрожь, вопли, громы.
И опять новые запахи, стуки, колыханья, грохот. Снова запахи. Наконец
остановка. Сквозь крышку корзинки уже просвечивали солнечные лучи.
Королевскую кошку переместили в дорожный ящик старомодного фасона.
Переменив направление, колеса загремели по другой дороге. Прибавился новый
и ужасный звук - лай собак, совсем близко, над самым ухом. Корзинку
открыли, и трущобная кошка оказалась на даче.
Окружающие были добры до навязчивости. Всем хотелось угодить
королевской особе, но почему-то никому это не удавалось, кроме большой
жирной кухарки. С кухаркой киска познакомилась на кухне. Запах этой жирной
женщины напоминал запах трущоб, и Королевская Аналостанка сразу заметила
это. Узнав, что хозяева боятся, как бы кошка не удрала, кухарка обещала
приручить ее. Она проворно схватила недоступное божество в передник и
совершила ужасное кощунство - смазала ей пятки салом. Киска, разумеется,
возмутилась. Однако, когда ее отпустили на волю, она принялась облизывать
лапки и нашла в этом сале некоторое удовлетворение. Она лизала все четыре
лапы в течение целого часа, и кухарка торжествующе объявила, что "теперь
уж киска наверняка останется". И точно, киска осталась, но зато обнаружила
поразительное и возмутительное пристрастие к кухне, кухарке и помойному
ведру.
Хотя хозяева и сокрушались по поводу этих аристократических чудачеств,
они тем не менее рады были видеть Королевскую Аналостанку довольной и
доброй.
Спустя одну-две недели ей стали предоставлять несколько больше свободы.
Ее охраняли от малейшей неприятности. Собаки научились уважать ее. Ни один
человек, ни один мальчик в околотке не смел швырнуть камнем в знаменитую
кошку с аттестатом. Пищи ей давали вдоволь, и все же она была несчастна.
Ей смутно хотелось многого; она сама не знала чего. У нее было все, но ей
хотелось чего-то другого. У нее было много еды и питья, но у молока совсем
не тот вкус, когда можно пойти и лакать сколько угодно из блюдечка. Надо
выкрасть его из жестяного бидона, когда подвело живот от голода и жажды, а
то в нем не будет того смака - не молоко это, да и только.
Правда, за домом находился большой двор, но он весь был опоганен и
отравлен розами. Даже лошади и собаки пахли не так, как следует. Вся
страна была сплошной пустыней, состоящей из противных садов и лугов, без
единого жилья, без единой печной трубы. Как все это было ей ненавистно! Во
всей ужасной усадьбе был один только благоуханный кустик, и тот скрывался
в заброшенном углу. Она с удовольствием пощипывала его листочки и валялась
на нем. Это было единственное приятное место в усадьбе, ибо с самого
приезда она не видела ни одной тухлой рыбьей головы, ни одного мусорного
ящика.
Дачная местность казалась ей гнусной, некрасивой страной. Она,
несомненно, удрала бы в самый первый вечер, если бы была на воле. Но воля
пришла много недель спустя, а тем временем она подружилась с кухаркой.
Однако в конце лета произошли события.
В деревенскую усадьбу привезли большой тюк товара из порта. Он весь
пропитался острейшими и пленительнейшими ароматами порта и трущоб, и
прошлое киски властно возникло перед нею. А на следующий день кухарку
рассчитали и выгнали из дома. После ее ухода кошка совсем осиротела. В тот
же вечер младший сын хозяйки, скверный маленький американец, лишенный
всякого чувства уважения к королевской крови, задумал привязать жестянку к
хвосту аристократки. Киска ответила на эту вольность движением лапки,
вооруженной пятью большими рыболовными крючками. Вой оскорбленной Америки
взорвал американскую мать. Киска каким-то чудом увернулась от запущенной в
нее с чисто женской ловкостью книжки и бросилась бежать. Побежала она,
разумеется, наверх. Крыса, когда ее гонят, бежит вниз, собака прямо, кошка
- кверху.
Она притаилась на чердаке, укрылась от преследования и дождалась ночи.
Тогда, проскользнув вниз по лестнице, она перепробовала все двери одну за
другой, пока не нашла отпертую, и погрузилась в черную августовскую ночь.
Черная, как смола, для человеческих глаз, для нее она была только серой.
Беглянка прокралась между кустами и клумбами, щипнула на прощанье
привлекательное растение в саду и отважно пустилась отыскивать свою
родину.
Как найти дорогу, которую она никогда не видала? В каждом животном
живет чувство направления. Оно очень слабо у человека и очень сильно у
лошади. У кошек оно могущественно. Этот таинственный путеводитель направил
ее на запад. Через час она уже сделала две мили и достигла реки Гудзона.
Обоняние несколько раз убеждало ее, что она избрала правильный путь.
Припоминался один запах за другим, точно так же, как человек, пройдя
незнакомую улицу, сразу забывает ее, но, увидав ее вторично, внезапно
что-то припомнит и скажет себе: "Ну да, я уже был здесь однажды". Итак,
главным вожаком киски было чувство направления, а нос все время ободрял
ее: "Да, теперь верно, здесь мы проезжали прошлой весной".



ЖИЗНЬ ТРЕТЬЯ


9

Кошки могут очень быстро влезть на дерево или на стену, но в долгом
ровном беге первенство остается не за кошачьей припрыжкой, а за собачьей
рысью. Несмотря на ровную дорогу, прошел целый час, прежде чем она
удалилась еще на две мили.
Она устала и немножко захромала. Бедняжка собиралась уже расположиться
на покой, как вдруг по ту сторону забора раздался ужасающий собачий лай.
Киска в страхе рванулась вперед и побежала изо всех сил вдоль по дороге,
посматривая в то же время, не может ли собака пролезть сквозь забор. Нет,
пока еще нет! Но собака скакала рядом с ней, оглушительно рыча, и кошка
переправилась на другую сторону улицы. Собачий лай превратился в глухой
грохот, в рев, в ужасающий гром. Блеснул огонь. Киска оглянулась и увидела
- не собаку, а надвигавшегося на нее огромного черного зверя с
одним-единственным красным глазом - зверя, визжавшего и пыхтевшего, как
полный двор кошек. Киска напрягала все свои силы, мчалась с небывалой
скоростью, но не решалась перескочить через забор. Она бежала, летела...
Все напрасно: чудовище настигло ее, но промахнулось в темноте и промчалось
мимо, затерявшись в пространстве, в то время как киска, задыхаясь, припала
к земле на полмили ближе к дому, чем была до встречи с собакой.
Это было ее первое знакомство с неизвестным чудовищем. Впрочем, она
узнала его по запаху. Она уже встречалась с ним, когда ехала в корзине на
дачу. Страх, внушаемый ей этими чудовищами, значительно убавился: она
убедилась, что они очень бестолковы и никогда не поймают ее, стоит только
залечь под забором и притаиться. Прежде чем наступило утро, она
повстречала их несколько, но осталась невредимой.
На рассвете ей подвернулся славный грязный двор, и в куче золы удалось
отыскать немного съедобных отбросов. День она провела возле конюшни, где
жили две собаки и множество мальчишек, едва не убивших ее. Здесь было
очень похоже на родину, но она не собиралась оставаться. Старое стремление
неудержимо влекло ее, и с наступлением сумерек она снова пустилась в путь.
Мимо нее весь день пробегали одноглазые громовики. Но она теперь
освоилась с ними и продолжала бесстрашно бежать всю ночь. Следующий день
она провела в амбаре, где ей удалось поймать мышь; ночь прошла
приблизительно так же, как и предыдущая, с той разницей, что ей
повстречалась собака, которая загнала ее далеко назад. Несколько раз ее
сбивали с пути перекрестки, и она забиралась далеко в сторону, но
постоянно возвращалась к прежнему направлению. Дни проходили в отыскивании
пищи и увертываниях от собак и ребятишек, а ночи - в путешествии по
дороге. Беглянка начинала уставать, однако она все подвигалась вперед,
миля за милей, к югу, все к югу. Собаки, мальчишки, громовики, голод...
Собаки, мальчишки, громовики, голод... А она плелась все вперед и вперед,
и нос время от времени ободрял ее: "Этот самый запах мы чуяли прошлой
весной".


10

Так прошла неделя, и киска, грязная, хромая, без ленточки, достигла
Гарлемского моста. Несмотря на прекрасный запах, мост ей не понравился.
Она полночи пробродила взад и вперед по берегу, не узнав ничего
интересного, за исключением того, что мужчины так же опасны, как и
мальчишки. Пришлось поневоле возвратиться к мосту. Запахи его казались ей
чем-то родственным, а когда по нему пробегал одноглазый громовик,
поднимался тот глухой грохот, который она слышала во время своего
весеннего путешествия.
Вокруг царила ночная тишина, когда кошка вскочила на ряд бревен и
понеслась по мосту над водой. Она не пробежала еще и третьей части пути,
когда с противоположного конца моста на нее с ревом ринулся гремящий
громовик. Она сильно перепугалась, но, зная глупость и слепоту громовика,
прильнула к перилам и замерла. Бестолковое чудовище, разумеется,
промахнулось и пролетело мимо, и все было бы хорошо, да только оно
завернуло обратно или другое, подобное ему, внезапно запыхтело у нее за
спиной.
Киска сломя голову пустилась вперед. Быть может, она и достигла бы
противоположного берега, если бы с этой стороны на нее с воплем не
бросился третий красноглазый зверь. Она бежала изо всех сил, но оказалась
между двух огней. Не оставалось ничего, кроме отчаянного прыжка с моста в
неизвестность. Вниз, вниз, вниз... Шлеп, плеск - и она погрузилась в
глубокую воду, еще не холодную в августе, но, ах, какую противную! Она
всплыла на поверхность, кашляя и отплевываясь, оглянулась посмотреть, не
гонятся ли за ней чудовища, и поплыла к берегу. Она никогда не училась
плавать, а между тем плыла по той простой причине, что положение и
движения кошки при плавании те же, что и при ходьбе. Попав в неприятное ей
место, она, естественно, попыталась выплыть и в результате поплыла к
берегу. К которому же? Любовь к родине никогда не обманывает: единственным
берегом для нее был южный, ближайший к дому. Мокрая, она вскарабкалась на
илистый берег и пробралась между грудами угля и кучами сора, черная,
замазанная и совсем не царственная, а самая обыкновенная трущобная кошка.
Немного оправившись от потрясения, королевская трущобница
почувствовала, что ванна пошла ей впрок. Ей стало тепло, и у нее появилось
гордое сознание победы - ведь она перехитрила трех больших чудовищ.
Нос, память и чувство направления склоняли ее вернуться к старому
следу, но прямой путь кишел одноглазыми громовиками, и осторожность
заставила ее пойти по речному берегу, который своей вонью напоминал ей о
родине. Так она избежала повторения невыразимых ужасов моста.
Более трех дней ушло на изучение различных опасностей набережных
Восточной реки. Однажды она по ошибке попала на паром, который перевез ее
на Долгий остров, но вернулась оттуда с первым обратным паромом. Наконец,
на третью ночь, она достигла знакомого места, пройденного ею в ночь
первого своего бегства. Отсюда путь был быстрый и надежный. Она в точности
знала, куда идет и как добраться до дому. Беглянка прибавила шагу; на
сердце стало веселее. Еще немного - и она свернется клубочком в ящике на
своем "родном Востоке" - заднем дворе.
Еще один поворот - и она увидит знакомые здания.
Но что это? Всех зданий как не бывало! Киска не верила своим глазам, но
поневоле пришлось им поверить. Там, где прежде толпились дома, виднелась
пустынная путаница кирпичей, хлама и ям.
Киска обошла вокруг. Она знала по цвету мостовой, что достигла своей
родины, что именно здесь жил продавец птиц, здесь находился старый двор.
Но все это исчезло, исчезло безвозвратно, унеся с собой все привычные
запахи, и сердце бедняжки сжалось от полной безнадежности. Любовь к родине
была главным ее двигателем. Она пожертвовала всем на свете, чтобы
вернуться к дому, который перестал существовать, и впервые ее отважное
сердечко переполнилось отчаянием. Она обошла безмолвные кучи сора и не
нашла ни утешения, ни пищи.
Разорение захватило несколько кварталов и дошло до самой реки. Это не
был пожар: киска однажды видела пожар и знала, как он выглядит. Скорее,
это было похоже на работу целого стада красноглазых чудовищ. Киска не
подозревала о большом мосте, который собирались воздвигнуть на этом самом
месте.
С восходом солнца она принялась искать пристанища. Один из соседних
кварталов сохранился почти в первоначальном виде, и Королевская
Аналостанка решила приютиться там. Ей были известны некоторые из тамошних
ходов и выходов. Но, перебравшись туда, она была неприятно поражена
обилием кошек, изгнанных, подобно ей, со старого местожительства. Теперь
на каждый мусорный ящик приходилось по нескольку кошек. Это означало
голод, и киска, потерпев несколько дней, была вынуждена отправиться на
розыски своего другого дома, на Пятой авеню. Она застала его запертым и
пустым. Прокараулив там целый день, она поссорилась с высоким человеком в
синем пальто и на следующий вечер возвратилась в свою переполненную
трущобу.
Прошел сентябрь, за ним и октябрь. Многие из кошек околели с голоду или
попались, по слабости, в лапы своих врагов. Но наша киска, крепкая и
молодая, все еще была жива.
Между тем в разрушенных кварталах произошли большие перемены. Эти
кварталы киска впервые увидела ночью, и тогда они были пустынны; но днем
их заполняли шумные рабочие. К концу октября там построили высокое здание,
и трущобница, теснимая голодом, однажды прокралась к ведру, оставленному
во дворе негром. К сожалению, ведро не было помойным. Это было ведро для
мытья пола. Печальное разочарование сопровождалось, однако, некоторым
утешением: на ручке оказались следы знакомой руки. В то время как она
изучала их, приставленный к-лифту негр появился на пороге. Несмотря на
синюю ливрею, она по запаху узнала его и попятилась на другую сторону
улицы. Он не сводил с нее глаз.
- Неужто это Королевская Аналостанка? Слышь-ка, кис, кис, кис-с-с!
Сюда, киска, сюда! Уж и голодна-то, наверно!
Голодна! Она за несколько месяцев ни разу не поела досыта. Негр вошел в
дом и вскоре вернулся с остатками своего завтрака:
- Слышь-ка, киска, кис, кис, кис!
Еда была очень заманчива, но киска имела основания не доверять этому
человеку. Наконец он положил мясо на мостовую и вошел обратно в дверь.
Трущобница осторожно подкралась, понюхала мясо, схватила его и умчалась,
как тигрица, чтобы съесть добычу в безопасности.



ЖИЗНЬ ЧЕТВЕРТАЯ


11

Так началась новая эпоха. Теперь киска стала приходить к дверям дома,
когда была очень голодна, и с каждым днем все крепче привязывалась к
негру. Она раньше не понимала этого человека. Он всегда казался ей врагом.
А оказалось, что это ее друг, единственный друг в целом свете.
Однажды ей выпала счастливая неделя: семь сытных обедов семь дней
подряд. И как раз после последнего обеда ей подвернулась сочная мертвая
крыса, настоящая крыса, сущий клад. Киска ни разу не видела взрослой крысы
за все свои разнообразные жизни, однако схватила находку и потащила ее,
намереваясь припрятать впрок. Она переправлялась через улицу у нового
дома, когда показался ее старый враг - собака с верфи, и она, естественно,
бросилась к двери, за которой жил ее друг. Как раз когда она поравнялась с
ней, негр распахнул дверь, выпуская хорошо одетого человека. Они оба
увидали кошку с крысой.
- Ого! Вот так кошка!
- Да, сэр, - отозвался негр. - Это моя кошка, сэр. Гроза для крыс, сэр.
Всех почти переловила, сэр, вот почему она так худа.
- Не давайте ей голодать, - сказал господин, по всем признакам
домохозяин. - Вы возьметесь кормить ее?
- Продавец печенки приходит каждый день, сэр. Четверть доллара в
неделю, сэр, - сказал негр, находя, что имеет полное право на добавочные
пятнадцать центов за выдумку.
- Хорошо, я буду платить.


12

- Мя-я-со! Мя-я-со! - раздается чарующий крик старого продавца печенки,
везущего свою тачку по переродившемуся Скримперскому переулку, и кошки,
как в прежнее время, стаей сбегаются за своей порцией.
Надо помнить всех кошек, черных, белых, желтых и серых, а главное, надо
держать в памяти всех их владельцев.
Обогнув угол нового дома, тачка делает непривычную в прежние времена
остановку.
- Эй, вы, прочь с дороги, низкий сброд! - кричит продавец печенки и
размахивает волшебным жезлом, очищая дорогу для серой кошечки с голубыми
глазами и белым носом.
На ее долю выпадает самая большая порция, потому что негр разумно делит
доходы пополам с продавцом печенки. Трущобная киска удаляется со своим
обедом под кров большого здания, сделавшегося ее жилищем. Ее четвертая
жизнь принесла ей такое счастье, о каком она и не мечтала. Вначале все
было против нее, теперь же счастье так и лезет к ней. Вряд ли она поумнела
после своих странствий, но теперь она хорошо знает, чего хочет, и получает
то, что хочет. Честолюбивая мечта всей ее жизни также осуществилась, ибо
ей удалось поймать не одного воробья, а целых двух, в то время как они
дрались на мостовой.
Ей так и не удалось поймать крысу, но негр подбирает дохлых крыс, где
только может, и выставляет их напоказ. Покойница лежит в сенях до прихода
домовладельца, затем с извинением торопливо выбрасывается вон:
- Чтоб ее, эту кошку, сэр!.. Это аналостанская кровь, сэр, гроза крыс.
За это время у нее несколько раз бывали котята. Негр думает, что желтый
кот - отец некоторых из них, и негр, без сомнения, прав.
Он продавал ее несчетное количество раз со спокойной совестью, хорошо
зная, что Королевская Аналостанка возвратится домой через несколько дней.
Она отделалась от своей нелюбви к лифту и даже приучилась подниматься и
спускаться в нем. Негр упорно утверждает, что в один прекрасный день,
когда она услышала зов продавца печенки, находясь на верхнем этаже, она
ухитрилась нажать электрическую кнопку лифта и спуститься вниз.
Шерсть ее по-прежнему шелковиста и прекрасна. Она числится в первых
рядах кошачьей аристократии. Продавец печенки чрезвычайно почтителен с
ней. Даже вскормленная на сливках и цыплятах кошка хозяина ломбарда не
занимает такого положения, как Королевская Аналостанка. А между тем,
несмотря на все ее благополучие, общественное положение, королевское
звание и поддельный аттестат, она никогда не бывает так счастлива, как в
то время, когда ей удается улизнуть в сумерки и порыскать по задворкам,
потому что в глубине души она осталась и всегда останется грязной
трущобной кошкой.

Каждый обитатель квартиры, в которой жил и я, знал, насколько Уродливый был уродлив. Местный кот. Уродливый любил три вещи в этом мире: борьба, поедание отбросов и, скажем так, любовь. Комбинация этих вещей плюс проживание без крыши оставила на теле Уродливого неизгладимые следы. Для начала, он имел только один глаз, а на месте другого зияло отверстие. С той же самой стороны отсутствовало и ухо, а левая нога была когда-то сломана и срослась под каким-то невероятным углом, благодаря чему создавалось впечатление, что кот все время собирается повернуть за угол. Его хвост давно отсутствовал. Остался только маленький огрызок, который постоянно дергался. Если бы не множество болячек и желтых струпьев, покрывающих голову и даже плечи Уродливого, его можно было бы назвать темно-серым полосатым котом. У любого, хоть раз посмотревшего на него, возникала одна и та же реакция: до чего же УРОДЛИВЫЙ кот. Всем детям было категорически запрещено касаться его. Взрослые бросали в него камни. Поливали из шланга, когда он пытался войти в дом, или защемляли его лапу дверью, чтобы он не мог выйти. Уродливый всегда проявлял одну и ту же реакцию. Если его поливали из шланга - он покорно мок, пока мучителям не надоедала эта забава. Если в него бросали вещи - он терся о ноги, как бы прося прощения. Если он видел детей, он бежал к ним и терся головой о руки и громко мяукал, выпрашивая ласку. Если кто-нибудь все-таки брал его на руки, он тут же начинал сосать уголок рубашки или что-нибудь другое, до чего мог дотянуться. Однажды Уродливый попытался подружиться с соседскими собаками. В ответ на это он был ужасно искусан. Из своего окна я услышал его крики и тут же бросился на помощь. Когда я добежал до него, Уродливый был почти что мертв. Он лежал, свернувшись в клубок. Его спина, ноги, задняя часть тела совершенно потеряли свою первоначальную форму. Грустная жизнь подходила к концу. След от слезы пересекал его лоб. Пока я нес его домой, он хрипел и задыхался. Я нес его домой и больше всего боялся повредить ему еще больше. А он тем временем пытался сосать мое ухо. Я прижал его к себе. Он коснулся головой ладони моей руки, его золотой глаз повернулся в мою сторону, и я услышал мурлыкание. Даже испытывая такую страшную боль, кот просил об одном - о капельке привязанности! Возможно, о капельке сострадания. И в тот момент я думал, что имею дело с самым любящим существом из всех, кого я встречал в жизни. Самым любящим и самым красивым. Никогда он даже не попробует укусить или оцарапать меня, или просто покинуть. Он только смотрел на меня, уверенный, что я сумею смягчить его боль. Уродливый умер на моих руках прежде, чем я успел добраться до дома, и я долго сидел, держа его на коленях. Впоследствии я много размышлял о том, как один несчастный калека смог изменить мои представления о том, что такое истинная чистота духа, верная и беспредельная любовь. Так оно и было на самом деле. Уродливый сообщил мне о сострадании больше, чем тысяча книг, лекций или разговоров. И я всегда буду ему благодарен. У него было искалечено тело, а у меня была травмирована душа. Настало и для меня время учиться любить верно и глубоко. Отдавать ближнему своему все без остатка. Большинство хочет быть богаче, успешнее, быть любимыми и красивыми. А я буду всегда стремиться к одному - быть Уродливым...

Автор неизвестен, но всеми силами я стремлюсь к тому, чтобы это прочитало как можно большее количество людей… И задумалось…(с)

Я плачу

У меня мороз по коже ,и слезы на глазах
Спасибо большое за такой рассказ....!