Ночью просыпаются звезды, Просыпаются кошки, просыпаются сны. Крыши ночью слушают небо, По которому плавно стаи кошек летят. Небо осторожно смеется, Потому что щекотно от кошачьих хвостов. Звезды часто падают с неба, Потому что по небу стаи кошек плывут.
Ночью спят собаки и люди, И, вздыхая устало, стоя лошади спят. Ночью ты проснешься, любимый, Удивишься и скажешь: "Где ты, радость моя?" Спросишь, как обиженный мальчик: "Где ты, милая, где ты - тень твоя холодна". Встанешь и, сквозь стекла, увидишь Как по звездному небу я пушисто лечу.
не знаю, может тут уже и есть, но лишним не будет точно....
История про Кошку и ее Человека
В пыльном дворе старый дом в два витражных окошка Он был построен в какой-то там –надцатый век. Рядом жила ослепительно-черная Кошка Кошка, которую очень любил Человек.
Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –. Чуточку щурилась, будто смотрела на свет Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало! Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»
Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла Гладить себя. На колени садилась сама. В парке однажды она с Человеком гуляла Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.
Выла соседка, сирена… Неслась неотложка. Что же такое творилось у всех в голове? Кошка молчала. Она не была его кошкой. Просто так вышло, что… то был ее Человек.
Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела. Кротко ждала, когда в окнах появится свет. Просто сидела. И даже слегка поседела. Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»
В пыльном дворе старый дом в два витражных окошка Минус семь жизней. И минус еще один век. Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?» «Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»
Почему кошки не разговаривают? Мяу, выраженное словами, не есть истинное мяу
Она ходила по крышам домов и машин Она забывала всех тех, кто портил ей жизнь Она была кошкой и грацией и душой А Город под ней был уютный и небольшой
Она ненавидела всех кобелей и сук Она обожала птиц за свободу рук Она не умела летать, но любила высь Она хохотала над тем, кто шипел ей: «Брысь!»
Она признавала лишь воду и молоко Всегда обходила то место, где глубоко Смотрела своими зелеными сказки снов И знала: Слова бесполезны - важно без слов
Она улыбалась, мурлыча простой мотив Была импозантна лишь с теми, кто был учтив А Город под ней был уютный и дорогой Ведь Город ее понимал как никто другой
Лучистый взгляд и гордый стан, Изящная походка – Не просто кот, а топ-модель, Фотографу – находка! …Иль на подушках возлежит, Иль за окошко смотрит, Или за фантиком бежит, Иль ждёт, когда покормят… Он в ситуации любой Достоинством отмечен. Хранит домашний он покой… Он – КОТ, и этим – ВЕЧЕН!
У меня уже готов Для тебя букет котов, Очень свежие коты! Они не вянут, как цветы. Вянут розы и жасмин, Вянут клумбы георгин, Вянут цветики в саду, На лугу и на пруду, А у меня - букет котов Изумительной красы, И, в отличье от цветов, Он мяукает в усы. Я несу букет котов, Дай скорее вазу. Очень свежие коты - Это видно сразу!
На подоконнике фикус, кошачий корм и валокордин. Тот, кто держит более трёх мурчащих, как правило, спит один. Тот, кто носит собакам косточки, сочиняет домики воробьям, От того, как правило, веет горечью неустроенного бабья. Вот у Глаши всё было. Муж, работа, первенец, младший сын. Через сорок лет муж проснулся и просто ушёл босым. Дети в дом приходили с парами «Мама, благословите». Всех размазало, раскромсало по дольчевите. Жизнь показалась ей делом навозного маленького жука. Ну, не искать же за шаг до смерти нового мужика. Как другие во всём этом держатся?! Боже, как? Кто-то тучится, словно дрожжи. Боже, не делай меня одной из седых макак. Не сидеть же на лавочке, не заштопывать дыры карманами. Не называть же детей проститутками, наркоманами. Господи, я поживу ещё, только оставь под ногами твердь. Я посижу тут, понюхаю старость, побегаю в салочки с Леди-Смерть. Глаша шарится по подвалам, в плетёном кошике тащит домой котят. Знакомые спишут на старость, соседи поскалятся и простят. У Глаши в мобильном сплошь номера приютов, ветеринарок, таких же Глаш. Если кто и думает, что обманет смертушку – это блажь. Главное, делать усердный вид, всех хвостатых лечить теплом. Поднимать глаза, причитать: «Поделом мне, Господи, поделом!». Глаша знает, что жизнь – это вот сейчас, это быть на мушке и ждать суда. Глаша всем хвостатым даёт свой адрес, объясняет, мол: «Вам сюда».
Каждый ангел на Небе несёт отчет, каждый должен держать ответ: Скольких спустил на Землю, скольких забрал на Свет. Глаша знает, что на планёрках по пятницам её Ангелу есть, чем крыть. Есть, что ответить на «Почему она всё еще там?», «Кто сливает ей мощь и прыть?» Бог подходит к нему, говорит: - Я считаю, что ей пора уже. Я уверен, старик. А ты? - Нет, Глафиру мою нельзя. У неё коты.
Мне очень понравилось это стихотворение, не знаю, кто написал, как только станет известен автор - выложу фамилию. Прочтите! Вам должно понравится!
Сегодня кто-то продавал на перекрестке счастье. Оно лежало средь крючков и старых ярких платьев, среди усталых пыльных книг, средь кисточек и мела. Оно лежало и на всех неверяще смотрело.
Народ шел мимо, редко кто вдруг подходил к прилавку Купить брошюрку, календарь, иголку, нить, булавку. И равнодушный взгляд скользил по глупой мелочовке, А счастье так просилось в дом, так робко и неловко.
Моляще поднимало взгляд, едва-едва пищало, Но «кто-то» мимо проходил и счастье замирало. Темнело, я брела домой. В карманах грея руки. Торговец собирал товар, чуть напевал со скуки.
Я бы прошла, но вдруг задел молящий и печальный Беспомощный несчастный взгляд, как будто вздох прощальный. Я подошла, а за стеклом пластмассовой витрины комочек маленький дрожал от горя и обиды.
Комок устал, хотел в тепло, замерз на этой стуже, но к сожалению комок был никому не нужен. - И сколько стоит? – голос мой дрожал от напряжения. - Что? Это? – Это! – Да бери, оно – одни мученья!
Я бережно взяла комок, к груди его прижала, Закутав в складочки пальто домой почти бежала. Бежала греть. Скорей, скорей! В тепло с морозных улиц, И даже блики фонарей как-будто улыбнулись…
И улыбался белый снег, и небо. Мир смеялся. Нашелся все же человек, что счастьем не кидался. Я принесла комочек в дом и стало вдруг понятно, Что никому его не дам, и не верну обратно.
Дитя моё, благоразумен кот, Что ранее хозяйки не встает.
Пока ты весь от носа до хвоста – Котячий пух, пушная мелкота, Ах, глазки-брюшко, миу, кысь-кысь-кысь, Выделывай что хочешь, торопись. Залезь везде, где удалось залезть, Спи в креслах, в шляпе, в ванной, на столе, Проси поесть пятнадцать раз на дню, И десять раз из них меняй меню. Скачи по шторам, можешь их сорвать, Но только лучше падай на кровать. Клубки, ключи, очки – всю ерунду Бери. Потом их может быть найдут. И прячься в тапочках, и писай заодно – Им новые пора купить давно. Смахни две вазы, провались в рукав, На час исчезни, всех перепугав, Застрянь в шкафу, впихнись за унитаз, Пускай их умилятся лишний раз.
Но никогда, ты слышишь, никогда Не ной ей утром в ухо: «Где еда?»
Дитя моё, затем ты подрастешь, И станешь, ну, не то, чтоб нехорош, Но как подросток пупсику взамен – Уже не мил, еще не джентльмен. (Дитя, без опушения, пойми, Невинность мало ценится людьми.) Не плачь, и к этой двери есть ключи, Как прежде хочешь нравиться – урчи. Урчи и бегай, прыгай и скачи, Мешай, валяйся, падай и урчи. Недавно покормили, ну так что ж, Воруй еду – ты все-таки растешь. Носись пол ночи с фантиком в зубах, Спляши на стопке глаженых рубах, Убей две вазы – вновь их развелось. Ах, черный бархат – как на нем спалось! Но лишь газеты посвист прозвучит, Скорей вались на спину и урчи, А ежели решатся наказать, Вот так вот сделай круглые глаза.
Но по утрам, запомни, по утрам На час-другой забудь про тарарам, Пока она не приоткроет глаз, Замри, дитя, буза не в этот раз.
Зато в весьма приближенном потом Ты станешь обожаемым котом – Красивым, умным, что само собой, Но главное – с устроенной судьбой, И пусть порою называют «ксё», Зато теперь ты точно можешь всё – Прилечь на чистом – это комплимент, Урчать, когда сопутствует момент, От пледа к миске ездить на руках, Не кушать вискас и не покупать, Разбить две вазы, может быть поймут, Что цвет у них ни сердцу, ни уму, Зацепками отметить те штаны, Которые носиться не должны, Спасать от виртуальной болтовни, Собой клавиатуру заслонив, И даже писать в тапки. Невзначай. Когда дурных гостей зовут на чай.
Так вот, дитя, особенно теперь, Чтоб вдруг в хозяйке не проснулся зверь, За сном ее внимательно следи, И никогда – ты слышишь! – не буди, Особенно когда разок-другой Она пошевелит во сне ногой. Сдержись! Запрет всего лишь на одном, И вечно будешь волен в остальном!
Дитя моё, благоразумен кот, Что ранее хозяйки не встает.
От рождения пушистый, Снежно-белый, чистый-чистый, Он любил по крышам лазить И в контейнеры нырять. А потом его хозяйка Превращала снова в «зайку»: Долго-долго отмывала, Чтобы снежность воссоздать. Но соседский полосатый Показал, как можно лапой И всего одним ударом В раз пол-уха оторвать. Это было так чудесно, Так безумно интересно, Что домой уже вернулся (Уж не знаю, как назвать): И безухий, и бесхвостый, И совсем другого роста. Но любимца разве можно, Разве можно не узнать? И хозяйка все латала, Что-то стригла, пришивала, Чтобы чадо дорогое У природы отстоять. Он починенный, как новый, Уходил в закат лиловый И обратно возвращался Неприкаянным опять: Весь в репьях и керосине, Саже, щепках, гуталине Ковылял к родной перине, Прыгал прямо на кровать!
А мораль у этой были – Чтобы все так дружно жили И с перины не турили Из-за всяких пустяков!